ЛАДОВЕД

Вот так силища!

Россия всегда славилась сильными, мужественными людьми...
А мы незаслуженно забываем, а чаще и вовсе не знаем собственных богатырей.
На рубеже нынешнего столетия в России была целая плеяда великолепных силачей и борцов.
У всякого борца было свое амплуа. Считалось обязательным выступление на чемпионатах борцов из Африки и других экзотических краев. За неимением таковых перекрашивали кого-нибудь из русских борцов. Хозяин многих чемпионатов Лурих уговорил борца ОСИПОВА выкраситься в коричневый цвет и выдавал его за «вояводя вымирающего индейского племени». Перед борьбой Осипов обязательно испускал воинственный клич. Публика, любовавшаяся великаном, жестоко разочаровалась бы, если бы услышала, как за кулисами он после выступления говорил:
— Ну и упрел я, братцы, нынче... Ужасти!
Кстати, едва не разразился скандал, когда «индейцем» заинтересовались ученые.
Кого только не было на грандиозных чемпионатах. Были «звери», борцы косматого вида и дурного характера, нарушавшие непрестанно правила и возбуждавшие публику дикими выходками. Были «благородные красавцы», снискавшие симпатии публики джентльменскими манерами и справедливостью. В конце чемпионата они непременно укладывали на лопатки «зверей». На международном жаргоне борцов-профессионалов было два понятия: «шике» и «бур». «Шике» — это борьба на публику, схватка живая, интересная. «Бур» — это зрелище жестокое и порой отвратительное. В буровых схватках чемпионы выясняли, кто же из них сильнее. Шла борьба самолюбий, шла борьба за престиж, за право получать большие деньги...
Великолепным атлетом, королем гирь и любимцем публики считался бывший штурман дальнего плавания Петр Федотович КРЫЛОВ. Его достижения и сегодня кажутся фантастическими. Он выжимал левой рукой 114,5 килограмма, разводил в крест гири весом по 41 килограмму, выжимал двухпудовую гирю 86 раз подряд (этот рекорд остался непревзойденным).
Всех людей он делил на «джентльменов» и «паразитов». В число последних входили все, кто не мог поднять двух пудов.
Узнав однажды об измене своей жены Валерии, он заплакал и сказал:
— Джентльмены, что ж это такое? Валерия, шкура, мне изменила. Да хоть бы с человеком, а то. двух пудов поднять не может!
Вообще этот добряк, «порхавший» по арене цирка с лошадью на плечах, был раним и обидчив.
Однажды, услышав, что какой-то зритель из первого ряда сказал про него своей спутнице: «Ну и бык!»,— он прервал выступление и произнес с обидой «Господа, вот этот человек говорит, что я бык. Но лучше быть сильным быком, чем слабым ослом в чиновничьей фуражке».
Ивана Максимовича ПОДДУБНОГО (1871-1941) в дореволюционной России знали все — «от дворника до царя».
Поддубный относительно плохо поднимал тяжести в том смысле, что некоторые наши богатыри (Чеховский, Лурих) превосходили его в этом деле. Однако как борцу равных ему не было во всем мире.
Иван Максимович был хорошо знаком с писателем А. И.Куприным. Но, как пишет в своей книге о Поддубном Д.Жуков; «...Близко они сойтись не могли, потому что Александр Иванович нелюбил разговор без обильных возлияний, а Иван Максимович берег себя для борьбы и не пил
вовсе...»
Вот антропометрические данные Поддубного: рост — (185 см, вес— 114 кг, окружность груди— 143 см, бицепс — 45 см. Для сравнения: размер бицепсов у знаменитого борца Алексея Аберга был 43 сантиметра, у Петра Крылова — 47, у Якубы Чеховского — 50 сантиметров.
На Петербургском (1904 г.) чемпионате мира Подсудному предстояло бороться с французом Раулем де Буше. Это о нем писал великий русский борец Иван Заикин: «Рауль был чем-то феноменальным по силе. Это уже был не человек, а стихия». Это он годом раньше, намазавшись оливковым маслом, вырвал у Поддубного победу на французском чемпионате мира.
Но теперь, в решающей схватке, ночью, на залитой огнями арене цирка Чинизелли Поддубный «порвал» непобедимого Рауля. Это была сенсация. С этой ночи ему оказывали такие почести, какими удостаивали только национальных героев.
Потом были чемпионаты, победы, слава «чемпиона чемпионов» и... гражданская война. В девятнадцатом году цирковая труппа атлетов (среди них Лурих, Поддубный, Лебедев) попала в плен к батьке Махно. Борцам было приказано вечером показать свое искусство махновцам, что не предвещало ничего хорошего — нравы бандитов были известны.
Боролись вяло. Махно быстро недоело это зрелищ», и он... велел, «щоб с этим вот актерщиком, — показал на борца Стецуру,—боролся наш Грыцко».
Грыцко — огромный рыжеволосый детина в каких-то неимоверно больших трусах — бесстрашно полез на борца. Стецура по совету многих атлетов, чтобы стрелять не начали, повозившись с верзилой, сам лег на спину. Верзила уселся на него верхом под одобрительные вопли зала.
Махно поднялся на сцену и пожал руку Грыцку.
— Молодец,— процедил он сквозь зубы.— Теперь я вижу, что ты любого из этих борцов заткнешь за пояс.
Поддубный, стоявший рядом, недовольно хмыкнул. Махно только этого и ждал.
— Не делай глупости, Максимыч,— уговаривали борцы Поддубного.
Охватка продолжалась недолго. Поддубный шмякнул Грыцка на доски так, что затряслась сцена. Махновцы орали и стреляли в потолок. Махно удовлетворенно хлопал в ладоши...
Адъютант вышел на сцену и объявил: «Батьке Махно велив Грыцкови завтра чистыты нужники, а актерщикам выдать из склада двадцать бутылок вина, и три хунты керенок. На етом концерту закрываем...»