- Когда вы приехали, Алексей Петрович? Тут много людей вас

    спрашивали.

    - Сегодня. Но для всех меня еще нет. И закройте, пожалуйста, окно

    в первой комнате.

    Вошедший снял старый военный плащ, вытер платком лицо, пригладил

    свои легкие светлые волосы, сильно поредевшие на темени, сел в кресло,

    закурил, опять встал и начал ходить по комнате, загроможденной шкафами

    и столами.

    - Неужели возможно? - подумал он вслух.

    Подошел к одному из шкафов, с усилием распахнул высокую дубовую

    дверцу. Белые поперечины лотков выглянули из темной глубины шкафа. На

    одном лотке стояла кубическая коробка из желтого блестящего, твердого,

    как кость, картона. Поперек грани куба, обращенной к дверце, проходила

    наклейка серой бумаги, покрытая черными китайскими иероглифами. Кружки

    почтовых штемпелей были разбросаны по поверхности коробки.

    Длинные бледные пальцы человека коснулись картона.

    - Тао Ли, неизвестный друг! Пришло время действовать!

    Тихо закрыв дверцы шкафа, профессор Шатров взял потертый

    портфель, извлек из него поврежденную сыростью тетрадь в сером

    гранитолевом переплете. Осторожно разделяя слипшиеся листы, профессор

    просматривал через увеличительное стекло ряды цифр и время от времени

    делал какие-то вычисления в большом блокноте.

    Груда окурков и горелых спичек росла в пепельнице; воздух в

    кабинете посинел от табачного дыма.

    Необычайно ясные глаза Шатрова блестели под густыми бровями.

    Высокий лоб мыслителя, квадратные челюсти и резко очерченные ноздри

    усиливали общее впечатление незаурядной умственной силы, придавая

    профессору черты фанатика.

    Наконец ученый отодвинул тетрадь.

    - Да, семьдесят миллионов лет! Семьдесят миллионов! Ок! - Шатров

    сделал рукой резкий жест, как бы протыкая что-то перед собой,

    оглянулся, хитро прищурился и снова громко сказал: - Семьдесят

    миллионов!… Только не бояться!

    Профессор неторопливо и методически убрал свой письменный стол,

    оделся и пошел домой.

    Шатров окинул взглядом размещенные во всех углах комнаты

    "бронзюшки", как он называл коллекцию художественной бронзы, уселся за

    покрытый черной клеенкой стол, на котором бронзовый краб нес на спине

    огромную чернильницу, и раскрыл альбом.

    - Устал я, должно быть… И старею… Голова седеет, лысеет и…

    дуреет,- пробормотал Шатров.

    Он давно уже чувствовал вялость. Паутина однообразных ежедневных

    занятий плелась годами, цепко опутывая мозг. Мысль не взлетала более,

    далеко простирая свои могучие крылья. Подобно лошади под тяжким

    грузом, она переступала уверенно, медленно и понуро. Шатров понимал,

    что его состояние вызвано накопившейся усталостью. Друзья и коллеги

    давно уже советовали ему развлечься. Но профессор не умел ни отдыхать,

    ни интересоваться чем-то посторонним.

    "Оставьте! В театре не был двадцать лет, на даче отродясь не

    жил",- угрюмо твердил он своим друзьям.

    И в то же время ученый понимал, что расплачивается за свое

    длительное самоограничение, за нарочитое сужение круга интересов,

    расплачивается отсутствием силы и смелости мысли. Самоограничение,

    давая возможность большей концентрации мысли, в то же время как бы

    запирало его наглухо в темную комнату, отделяя от многообразного и

    широкого мира.

    Прекрасный художник-самоучка, он всегда находил успокоение в

    рисовании. Но сейчас даже хитро задуманная композиция не помогла ему

    справиться с нервным возбуждением. Шатров захлопнул альбом, вышел

    из- за стола и достал пачку истрепанных нот. Вскоре старенькая

    фисгармония заполнила комнату певучими звуками брамсовского

    интермеццо. Играл Шатров плохо и редко, но всегда смело брался за

    трудные для исполнения вещи, так как играл только наедине с самим

    собой. Близоруко щурясь на нотные строчки, профессор вспомнил все

    подробности своей необычайной для него, кабинетного схимника, недавней

    поездки.

    Бывший ученик Шатрова, перешедший на астрономическое отделение,

    разрабатывал оригинальную теорию движения солнечной системы в

    пространстве. Между профессором и Виктором (так звали бывшего ученика)

    установились прочные дружеские отношения. В самом начале войны Виктор

    ушел добровольцем на фронт, был отправлен в танковое училище, где

    проходил длительную подготовку. В это время он занимался и своей

    теорией. В начале 1943 года Шатров получил от Виктора письмо. Ученик

    сообщал, что ему удалось закончить свою работу. Тетрадь с подробным

    изложением теории Виктор обещал выслать Шатрову немедленно, как только

    перепишет все начисто. Это было последнее письмо, полученное Шатровым.

    Вскоре его ученик погиб в грандиозной танковой битве.

    Шатров так и не получил обещанной тетради. Он предпринял

    энергичные розыски, не давшие результатов, и наконец решил, что

    танковую часть Виктора ввели в бой так стремительно, что ученик его

    попросту не успел послать ему свои вычисления. Уже после окончания

    войны Шатрову удалось встретиться с майором, начальником покойного

    Виктора. Майор участвовал в том самом бою, где был убит Виктор, и

    теперь лечился в Ленинграде, где работал и сам Шатров. Новый знакомый

    уверил профессора, что танк Виктора, сильно разбитый прямым

    попаданием, не горел и поэтому есть надежда разыскать бумаги

    покойного, если только они находились в танке. Танк, как думал майор,

    должен был и теперь стоять на месте сражения, так как оно было сильно

    заминировано.

    Профессор и майор совершили совместную поездку на место гибели

    Виктора.

    И сейчас перед Шатровым из-за строчек потрепанных нот вставали

    картины только что пережитого.

    - Стойте, профессор! Дальше ни шагу! - закричал отставший майор.

    Шатров послушно остановился.

    Впереди, на залитом солнцем поле, неподвижно стояла высокая

    сочная трава. Капли росы искрились на листьях, на пушистых шапочках

    сладко пахнущих белых цветов, на конических лиловых соцветиях

    иван- чая. Насекомые, согревшиеся под утренним солнцем, деловито

    жужжали над высокой травой. Дальше лес, иссеченный снарядами три года

    назад, раскидывал тень своей зелени, прорванной неровными и частыми

    просветами, напоминавшими о медленно закрывающихся ранах войны. Поле

    было полно буйной растительной жизни. Но там, в гуще некошеной травы,

    скрывалась смерть, еще не уничтоженная, не побежденная временем и

    природой.

    Быстро растущая трава скрыла израненную землю, взрытую снарядами,

    минами и бомбами, вспаханную гусеницами танков, усеянную осколками и

    политую кровью…

    Шатров увидел разбитые танки. Полускрытые бурьяном, они мрачно

    горбились среди цветущего поля, с потоками красной ржавчины на

    развороченной броне, с приподнятыми или опущенными пушками. Направо, в

    маленькой впадине, чернели три машины, обгоревшие и неподвижные.

    Немецкие пушки смотрели прямо на Шатрова, будто мертвая злоба и теперь

    еще заставляла их яростно устремляться к белым и свежим березкам

    опушки.

    Дальше, на небольшом холме, один танк вздыбился, надвинувшись на

    опрокинутую набок машину. За зарослями иван-чая была видна лишь часть

    ее башни с грязно-белым крестом. Налево широкая пятнистая серорыжая

    масса "фердинанда" склоняла вниз длинный ствол орудия, утопавший

    концом в гуще травы.

    Цветущее поле не пересекалось ни одной тропинкой, ни одного следа

    человека или зверя не было видно в плотной заросли бурьяна, ни звука

    не доносилось оттуда. Только встревоженная сойка резко трещала где-то

    вверху да издали доносился шум трактора.

    Майор взобрался на поваленный ствол дерева и долго стоял

    неподвижно. Молчал и шофер майора.

    Шатрову невольно, вспомнилась полная торжественной печали

    латинская надпись, обычно помещавшаяся в старину над входом в

    анатомический театр: "Hic Locus est, ubi mors gaudet sucurrere

    vitarn", в переводе означавшая: "Это место, где смерть ликует, помогая

    жизни".

    К майору подошел маленького роста сержант, начальник группы

    саперов. Веселость его показалась Шатрову неуместной.

    - Можно начинать, товарищ гвардии майор? - звонко спросил

    сержант.- Откуда поведем?

    - Отсюда.- Майор ткнул палкой в куст боярышника.- Направление -

    точно на ту березку…

    Сержант и приехавшие с ним четыре бойца приступили к

    разминированию.

    - Где же тот танк… Виктора? - тихо спросил Шатров.- Я вижу

    только немецкие.

    - Сюда посмотрите,- повел рукой майор налево,- вот вдоль этой

    группы осин. Видите - там маленькая березка на холме? Да? А правее ее

    - танк.

    Шатров старательно присмотрелся. Небольшая береза, чудом

    уцелевшая на поле сражения, едва трепетала своими свежими нежными

    листочками. И среди бурьяна в двух метрах от нее выступала груда

    исковерканного металла, издалека казавшаяся лишь красным пятном с

    черными провалами.

    - Видите? - спросил майор и на утвердительный жест профессора

    добавил: - А еще левее, туда, вперед,- там мой танк. Вот тот, горелый.

    В тот день я…

    К ним подошел кончивший работу сержант:

    - Готово! Тропочку проложили.

    Профессор и майор направились к желанной цели. Танк показался

    Шатрову похожим на огромный исковерканный череп, зияющий черными

    дырами больших проломов. Броня, погнутая, закругленная и оплавленная,

    багровела кровоподтеками ржавчины.

    Майор с помощью своего шофера взобрался на разбитую машину, долго

    рассматривал что-то внутри, засунув голову в открытый люк. Шатров

    вскарабкался следом и встал на расколотой лобовой броне против майора.

    Тот высвободил голову, сощурился на свету и угрюмо сказал:

    - Самому вам лезть незачем. Подождите, мы с сержантом все

    осмотрим. Если уж не найдем, тогда, чтобы убедиться, пожалуйте.

    Ловкий сержант быстро нырнул в машину и помог влезть майору.

    Шатров озабоченно склонился над люком. Внутри танка воздух душный,

    пропитанный прелью и слабо отдавал запахом машинного масла. Майор для

    верности зажег фонарик, хотя внутрь машины проникал свет через

    пробоины. Он стоял согнувшись, стараясь в хаосе исковерканного металла

    определить, что было полностью уничтожено. Майор попробовал поставить

    себя на место командира танка, вынужденного спрятать в нем ценную для

    себя вещь, и принялся последовательно осматривать все карманы, гнезда

    и закоулки. Сержант проник в моторное отделение, долго ворочался и

    кряхтел там.

    Вдруг майор заметил на уцелевшем сиденье планшетку, засунутую

    позади подушки, у перекладины спинки. Он быстро вытащил ее. Кожа,

    побелевшая и вздувшаяся, оказалась неповрежденной; сквозь мутную сетку

    целлулоида проглядывала испорченная плесенью карта. Майор нахмурился,

    предчувствуя разочарование, с усилием отстегнул заржавевшие кнопки.

    Шатров с нетерпением переминался с ноги на ногу. Под картой, сложенной

    в несколько раз, была серая тетрадь в твердом гранитолевом переплете.

    - Нашел! - И майор подал в люк планшетку. Шатров поспешно вытащил

    тетрадь, осторожно раскрыл слипшиеся листы, увидел ряды цифр,

    написанные почерком Виктора, и вскрикнул от радости.

    Майор вылез наружу.

    Поднявшийся легкий ветер принес медовый запах цветов. Тонкая

    береза шелестела и склонялась над танком, будто в неутешной печали. В

    вышине медленно плыли белые плотные облака, и вдали, сонный и мерный,

    слышался крик кукушки…

    …Шатров не заметил, как тихо раскрылась дверь и вошла жена. Она

    с тревогой взглянула добрыми голубыми глазами на мужа, застывшего в

    раздумье над клавишами.

    - Будем обедать, Алеша?

    Шатров закрыл фисгармонию.

    - Ты что-то задумал опять, не так ли? - тихо спросила жена,

    доставая тарелки из буфета.

    - Я еду послезавтра в обсерваторию, к Бельскому, на два-три дня.

    - Не узнаю тебя, Алеша. Ты такой домосед, я месяцами вижу только

    твою спину, согнутую над столом, и вдруг… Что с тобой случилось? Я в

    этом вижу влияние…

    - Конечно, Давыдова? - рассмеялся Шатров.- Ей-ей, нет. Олюшка, он

    ничего не знает. Ведь мы с ним не виделись с сорок первого года.

    - Но переписываетесь-то вы каждую неделю!

    - Преувеличение, Олюшка. Давыдов сейчас в Америке, на конгрессе

    геологов… Да, кстати напомнила,- он на днях возвращается. Сегодня же

    напишу ему.

    Обсерватория, куда приехал Шатров, была только что отстроена

    после варварского разрушения ее гитлеровцами.

    Прием, оказанный Шатрову, был сердечным и любезным. Профессора

    приютил сам директор, академик Бельский, в одной из комнат своего

    небольшого дома. Два дня Шатров присматривался к обсерватории,

    знакомился с приборами, звездными каталогами и картами. На третий день

    один из наиболее мощных телескопов был свободен, к тому же и ночь

    благоприятствовала наблюдениям. Бельский вызвался быть проводником

    Шатрова по тем областям неба, которые упоминались в рукописи Виктора.

    Помещение большого телескопа скорее походило на цех крупного

    завода, чем на научную лабораторию. Сложные металлические конструкции

    были непонятны далекому от техники Шатрову, и он подумал, что его

    друг, профессор Давыдов, любитель всяких машин, гораздо лучше оценил

    бы виденное. В этой круглой башне было несколько пультов с

    электрическими приборами. Помощник Бельского уверенно и ловко управлял

    различными рубильниками и кнопками. Глухо заревели большие

    электромоторы, башня повернулась, массивный телескоп, подобно орудию с

    ажурными стенками, наклонился ниже к горизонту. Гул моторов смолк и

    сменился тонким завыванием. Движение телескопа сделалось почти

    незаметным. Бельский пригласил Шатрова подняться по легкой лесенке из

    дюраля. На площадке находилось удобное кресло, привинченное к настилу

    и достаточно широкое, чтобы вместить обоих ученых. Рядом - столик с

    какими- то приборами. Бельский выдвинул назад, к себе, металлическую

    штангу, снабженную на концах двумя бинокулярами, похожими на те,

    которыми постоянно пользовался в своей лаборатории Шатров.

    - Прибор для одновременного двойного наблюдения,- пояснил

    Бельский.- Мы будем смотреть оба на одно и то же изображение,

    получающееся в телескопе.

    - Я знаю. Такие же приборы применяются и у нас, биологов,-

    отвечал Шатров.

    - Мы теперь мало пользуемся визуальными наблюдениями,- продолжал

    Бельский,- глаз скоро утомляется и не сохраняет виденного. Современная

    астрономическая работа вся идет на фотоснимках, особенно звездная

    астрономия, которой вы интересуетесь… Ну, вы хотели посмотреть для

    начала на какую-нибудь звезду. Вот вам красивая двойная звезда -

    голубая и желтая - в созвездии Лебедя. Регулируйте по своим глазам так

    же, как и обычно… Впрочем, подождите. Я лучше совсем выключу свет -

    пусть ваши глаза привыкнут…

    Шатров прильнул к объективам бинокуляра, умело и быстро

    отрегулировал винты. В центре черного круга ярко сияли две очень

    близкие друг к другу звезды. Шатров сразу понял, что телескоп не в

    силах увеличить звезды, как планеты или Луну,- настолько велики

    расстояния, отделяющие их от Земли. Телескоп делает их яркими, более

    отчетливо видимыми, собирая и концентрируя лучи. Поэтому в телескоп

    видны миллионы слабых звезд, вовсе недоступных невооруженному глазу.

    Перед Шатровым, окруженные глубокой чернотой, горели два

    маленьких ярких огонька красивого голубого и желтого цвета,

    несравненно ярче самых лучших драгоценных камней. Эти крошечные

    светящиеся точки давали ни с чем не сравнимое ощущение одновременно

    чистейшего света и безмерной удаленности; они были погружены в

    глубочайшую пучину темноты, пронзенную их лучами. Шатров долго не мог

    оторваться от этих огней далеких миров, но Бельский, лениво

    откинувшийся в кресле, поторопил его:

    - Продолжим наш обзор. Не скоро выдастся такая прекрасная ночь,

    да и телескоп будет занят. Вы хотели посмотреть центр нашей

    Галактики*, ту "ось", вокруг которой вращается ее "звездное колесо"?

    Снова завыли моторы. Шатров ощутил движение площадки. В стеклах

    бинокуляра возник рой тусклых огоньков, Бельский замедлил движение

    телескопа. Огромная машина двигалась незаметно и беззвучно, а перед

    глазами Шатрова медленно проплывали участки Млечного Пути в области

    созвездий Стрельца и Змееносца.

    Короткие пояснения Бельского помогали Шатрову быстро

    ориентироваться и понимать видимое.

    Тускло светящийся звездный туман Млечного Пути

    -  ____________________ =

    * Галактика - гигантская звездная система (иначе называемая Млечным

    Путем), в которой в качестве рядовой звезды находится и наше Солнце.

    Солнце описывает вокруг динамического центра Галактики гигантскую

    орбиту с периодом обращения примерно в 220 миллионов лет.

    -  ____________________ =

    рассыпался неисчислимым роем огоньков. Этот рой сгущался в большое

    облако, удлиненное и пересеченное двумя темными полосами. Местами ярко

    горели, как бы выпирая из глубин пространства, отдельные редкие

    звезды, более близкие к Земле.

    Бельский остановил телескоп и повысил увеличение окуляра. Теперь

    в поле зрения было почти целиком звездное облако - плотная светящаяся

    масса, в которой отдельные звезды были неразличимы. Вокруг нее

    роились, сгущаясь и разрежаясь, миллионы звезд. При виде этого обилия

    миров, не уступавших нашему Солнцу в размере и яркости, Шатров ощутил

    смутное угнетение.

    - В этом направлении центр Галактики,- пояснил Бельский,- на

    расстоянии в тридцать тысяч световых лет*. Самый центр для нас

    невидим. Только недавно в инфракрасных лучах удалось сфотографировать

    расплывчатый, неясный контур этого ядра. Вот здесь, направо,- черное

    пятно чудовищных размеров: это масса темной материи, закрывающей центр

    Галактики. Но вокруг него обращаются все ее звезды, вокруг него летит

    и Солнце со скоростью двухсот пятидесяти километров в секунду. Если бы

    не было темной завесы, Млечный Путь здесь был бы несравненно ярче, и

    наше ночное небо казалось бы не черным, а пепельным… Поехали

    дальше…

    В телескопе появились черные прогалины в звездных роях,

    протяжением в миллионы километров.

    - Это облака темной пыли и обломочной материи,- пояснил

    Бельский.- Отдельные звезды просвечивают сквозь них инфракрасными

    лучами, как это установлено фотографией на специальных пластинках… А

    есть еще множество звезд, которые совсем не светятся. Мы распознаем

    присутствие лишь ближайших таких звезд по их излучению радиоволн -

    потому и называем их "радиозвездами"…

    Шатрова поразила одна большая туманность. Похожая на клуб

    светящегося дыма, испещренная глубочайшими черными провалами, она

    висела в пространстве, подобная разметанному вихрем облаку. Сверху и

    справа от нее виднелись тусклые серые клочья, уходившие туда,

    -  ____________________ =

    * Световой год - единица расстояния в астрономии, равная количеству

    километров, пробегаемых лучом света в год (9,46 Х 10 в 12 степени км,

    то есть почти 10 в 13 степени км). Ныне как единица расстояния в

    астрономии применяется парсек, равный 3,26 светового года.

    -  ____________________ =

    в бездонные межзвездные пропасти. Жутко было представить себе огромные

    размеры этого облака пылевой материи, отражавшего свет дальних звезд.

    В любом из черных его провалов утонула бы незаметно вся наша солнечная

    система.

    - Заглянем теперь за пределы нашей Галактики,- сказал Бельский.

    В поле зрения перед Шатровым возникла глубокая тьма. Едва

    уловимые светлые точки, такие слабые, что их свет умирал в глазу,

    почти не вызывая зрительного ощущения, редко-редко встречались в

    неизмеримой глубине.

    - Это то, что отделяет нашу Галактику от других звездных

    островов, А теперь вы видите подобные нашей Галактике звездные миры,

    чрезвычайно удаленные от нас. Здесь, в направлении на созвездие

    Пегаса, открываются перед нами самые глубокие известные нам части

    пространства. Сейчас мы посмотрим на самую близкую к нам галактику,

    размерами и формой похожую на нашу исполинскую звездную систему. Она

    состоит из мириадов отдельных звезд различной величины и яркости,

    имеет такие же облака темной материи, такую же полосу этой материи,

    стелющуюся в экваториальной плоскости, и так же окружена шаровыми

    звездными скоплениями. Это так называемая туманность М31 в созвездии

    Андромеды. Она косо наклонена к нам, так что мы видим ее отчасти с

    ребра, отчасти с плоскости…

    Шатров увидел бледно светящееся облако в форме удлиненного овала.

    Приглядываясь, он смог различить светящиеся полосы, расположенные

    спирально и разделенные черными промежутками.

    В центре туманности видна была наиболее плотная светящаяся масса

    звезд, слившихся в одно целое на колоссальном расстоянии. От нее

    отходили едва уловимые спирально загибающиеся выросты. Вокруг этой

    плотной массы, отделенные темными кольцами, шли полосы более

    разреженные и тусклые, а на самом краю, в особенности у нижней границы

    поля зрения, кольцевые полосы разрывались на ряд округлых пятнышек.

    - Смотрите, смотрите! Вам, как палеонтологу, это должно быть

    особенно интересно. Ведь свет, который сейчас попадает к нам в глаза,

    ушел от этой галактики миллиона полтора лет назад. Еще человека-то на

    Земле не было!

    - И это самая близкая к нам галактика? - удивился Шатров.

    - Ну конечно! Мы знаем уже такие, которые расположены в

    расстояниях порядка сотен миллиардов световых лет. Миллиарды лет бежит

    свет со скоростью в десять триллионов километров в год. Вы видели

    такие галактики в созвездии Пегаса…

    - Непостижимо! Можете не говорить - все равно нельзя себе

    представить подобные расстояния. Бесконечные, неизмеримые глубины…

    Бельский еще долго показывал Шатрову ночные светила. Наконец

    Шатров горячо поблагодарил своего звездного Вергилия, вернулся к себе

    и улегся в постель, но долго не мог заснуть.

    В закрытых глазах роились тысячи светил, плыли колоссальные

    звездные облака, черные завесы холодной материи, гигантские хлопья

    светящегося газа…

    И все это - простирающееся на биллионы и триллионы километров,

    рассеянное в чудовищной, холодной пустоте, разделенное невообразимыми

    пространствами, в беспросветном мраке которых мчатся лишь потоки

    мощных излучений.

    Звезды - эти огромные скопления материи, сдавливаемой силой

    тяготения и под действием непомерного давления развивающей высокую

    температуру. Высокая температура вызывает действие атомных реакций,

    усиливающих выделения энергии. Чтобы звезды могли существовать, не

    взрываясь, в равновесии, энергия должна в колоссальных количествах

    выбрасываться в пространство в виде тепла, света, космических лучей. И

    вокруг этих звезд, словно вокруг силовых станций, работающих на

    ядерной энергии, вращаются согреваемые ими планеты.

    В чудовищных глубинах пространства несутся эти планетные системы,

    вместе с мириадами одиночных звезд и темной, остывшей материей

    составляющие огромную, похожую на колесо систему - галактику. Иногда

    звезды сближаются и снова расходятся на миллиарды лет, точно корабли

    одной галактики. А в еще более огромном пространстве отдельные

    галактики также подобны еще большим кораблям, светящим друг другу

    своими огнями в неизмеримом океане тьмы и холода.

    Неведомое до сих пор чувство овладело Шатровым, когда он живо и

    ярко представил себе Вселенную с ее ужасающим холодом пустоты, с

    рассеянными в ней массами материи, раскаленной до невообразимых

    температур; представил себе не доступные никаким силам расстояния,

    неимоверную длительность совершающихся процессов, в которых пылинки,

    подобные Земле, имеют совершенно ничтожное значение.

    И в то же время гордое восхищение жизнью и ее высшим достижением

    - умом человека - прогоняло страшный облик звездной Вселенной. Жизнь,

    скоротечная, настолько хрупкая, что может существовать только на

    планетах, похожих на Землю, горит крохотными огоньками где-то в черных

    и мертвых глубинах пространства.

    Вся стойкость и сила жизни - в ее сложнейшей организации, которую

    мы едва начали понимать, организации, приобретенной миллионами лет

    исторического развития, борьбы внутренних противоречий, бесконечной

    смены устаревших форм новыми, более совершенными. В этом сила жизни,

    ее преимущество перед неживой материей. Грозная враждебность

    космических сил не может помешать жизни, которая, в свою очередь,

    рождает мысль, анализирующую законы природы и с их же помощью

    побеждающую ее силы.

    У нас на Земле и там, в глубинах пространства, расцветает жизнь -

    могучий источник мысли и воли, который впоследствии превратится в

    поток, широко разлившийся по Вселенной. Поток, который соединит

    отдельные ручейки в могучий океан мысли.

    И Шатров понял, что впечатления, пережитые им ночью, вновь

    разбудили застывшую было силу его творческого мышления. Тому залогом

    открытие, заключенное в коробке Тао Ли…

    Он будет действовать дальше, не боясь нового, как бы невероятно

    оно ни было.

    Старший помощник капитана парохода "Витим" небрежно облокотился

    на сверкающие в солнечных лучах поручни. Большой корабль словно уснул

    на мерно колыхающейся зеленой воде, окруженный медленно перебегающими

    бликами света. Рядом густо дымил длинный, высоконосый английский

    пароход, лениво кивая двумя белыми крестами массивных мачт.

    Южный край бухты, почти прямой и черный от глубокой тени,

    обрывался стеной красно-фиолетовых гор, изборожденных лиловыми тенями.

    Офицер услышал внизу твердые шаги и увидел на трапе мостика

    массивную голову и широкие плечи профессора Давыдова.

    - Что так рано, Илья Андреевич? - приветствовал он ученого.

    Давыдов прищурился, молча осмотрел солнечную даль, а потом

    взглянул на улыбавшегося старшего помощника:

    - Хочу попрощаться с Гаваями. Хорошее место, приятное место…

    Скоро отходим?

    - Хозяина нет - оформляет дела на берегу. А так все готово.

    Вернется капитан - сейчас же пойдем. Прямо домой.

    Профессор кивнул головой и полез в карман за папиросами. Он

    наслаждался отдыхом, днями вынужденного безделья, редкими в жизни

    настоящего ученого. Давыдов возвращался из Сан-Франциско, куда ездил

    делегатом на съезд геологов и палеонтологов - исследователей прошлого

    Земли.

    Ученому хотелось проделать обратный путь на своем, советском,

    пароходе, и "Витим" подвернулся очень кстати. Еще более приятным был

    заход на Гавайские острова. Давыдову за время стоянки удалось

    познакомиться с природой этой страны, окруженной необъятными водными

    просторами Тихого океана. И сейчас, оглядываясь кругом, он ощущал еще

    большее удовольствие от сознания скорого возвращения на родину. Много

    интересных мыслей накопилось за дни неторопливого, тихого раздумья.

    Новые соображения теснились в голове ученого, властно требуя выхода -

    проверки, сопоставлений, дальнейшего развития. Но этого нельзя было

    сделать здесь, в каюте парохода: не было под рукой нужных записей,

    книг, коллекций…

    Давыдов погладил пальцами висок, что означало у профессора

    затруднение или досаду…

    Правее выдававшегося угла бетонного пирса как-то внезапно

    начиналась широкая аллея пальм; густые перистые кроны их отливали

    светлой бронзой, прикрывая красивые белые дома с пестрыми цветниками.

    Дальше, на выступе берега, прямо к воде подступала зелень низких

    деревьев. Там едва покачивалась голубая, с черными полосами лодка.

    Несколько юношей и девушек в лодке подставляли утреннему солнцу свои

    загорелые стройные тела, громко пересмеиваясь перед купанием. В

    прозрачном воздухе дальнозоркие глаза профессора различали все

    подробности близкого берега. Давыдов обратил внимание на круглую

    клумбу, в центре которой возвышалось странное растение: внизу густой

    щеткой торчали ножевидные серебряные листья; над листьями почти на

    высоту человеческого роста поднималось красное соцветие в форме

    веретена.

    - Вы не знаете, что это за растение? - спросил заинтересованный

    профессор у старшего помощника.

    - Не знаю,- беспечно ответил молодой моряк.- Видел его, слыхал,

    что редкостью у них считается… А скажите, Илья Андреевич, верно, что

    вы были моряком в молодости?

    Недовольный переменой разговора, профессор нахмурился.

    - Был. Какое это сейчас имеет значение? - буркнул он.- Вы

    лучше…

    Где- то за строениями слева завыл гудок, гулко раскатившийся по

    тихой воде.

    Старший помощник сразу насторожился. Давыдов недоуменно

    огляделся.

    Тот же покой раннего утра реял над маленьким городом и бухтой,

    широко раскрытой в голубую даль океана. Профессор перевел взгляд на

    лодку с купальщиками.

    Смуглая девушка, очевидно гаваянка, выпрямилась на корме,

    приветливо помахав русским морякам высоко поднятой рукой, и прыгнула.

    Красные цветы ее купального костюма разбили изумрудную стеклянистую

    воду и скрылись. Легкая моторка быстро промчалась в гавань. Минуту

    спустя на пристани показался автомобиль, из него выскочил капитан

    "Витима" и бегом устремился на свой корабль. Вереница флагов поднялась

    и затрепетала на сигнальной мачте. Капитан, задыхаясь, взлетел на

    мостик, стирая лившийся по лицу пот прямо рукавом белоснежного кителя.

    - Что случилось?- начал старший помощник.- Я не разбираю этого

    сиг…

    - Аврал! - закричал капитан. - Аврал! - и схватился за ручку

    машинного телеграфа.- Готова машина?

    Капитан склонился к переговорной трубе и после короткого

    разговора с механиком отдал ряд отрывистых приказаний:

    - Все наверх! Задраить люки! Очистить палубу! Отдать швартовы!

    - Russians, what shall you do?* - вдруг тревожно проревел рупор с

    соседнего корабля.

    - Go ahead!** - немедленно ответил капитан "Витима".

    - Well! At full speed!*** - с большей уверенностью откликнулся

    англичанин.

    Глухо зажурчала вода под кормой, корпус "Витима" дрогнул,

    пристань медленно поплыла вправо. Тревожная беготня на палубе смущала

    Давыдова. Он несколько раз бросал вопросительные взгляды на капитана,

    но тот, поглощенный маневрированием корабля, казалось, не замечал

    ничего кругом.

    А море по-прежнему плескалось спокойно и мерно, ни одного облака

    не было видно в знойном и чистом небе.

    "Витим" развернулся и, набирая ход, двинулся навстречу простору

    океана.

    Капитан перевел дух, достал из кармана платок. Окинув зорким

    взглядом палубу, он понял, что все с тревогой ждут его разъяснений.

    - Идет гигантская приливная волна от норд-оста. Я полагаю,

    единственное спасение судна - встретить ее в море, на полном ходу

    машин… Подальше от берега!

    Он повернулся к отдаляющейся пристани, как бы оценивая

    расстояние.

    Давыдов посмотрел вперед и увидел несколько рядов больших волн,

    бешено мчавшихся к земле. А за ними как главные силы за передовыми

    отрядами, стирая голубое сияние далекого моря, тяжко несся плоский

    серый холм гигантского вала.

    - Команде укрыться внизу! - приказал капитан, резко двинув ручку

    телеграфа.

    Передние волны по мере приближения к земле вырастали и

    заострялись. "Витим" резко дернулся носом, взлетел вверх и нырнул

    прямо под гребень следующей волны. Мягкий тяжелый шлепок отдался в

    поручнях мостика, крепко зажатых в руках Давыдова. Палуба ушла под

    воду, облако сверкающих водяных брызг туманом встало перед мостиком.

    Через секунду "Витим" вынырнул, нос его опять понесся вверх. Мощные

    машины содрогались глубоко внизу, отчаянно сопротивляясь силе волн,

    задерживавших корабль, гнавших его к берегу,

    -  ____________________ =

    * Русские, что вы собираетесь делать?

    ** Идти навстречу!

    *** Правильно! На полной скорости!

    -  ____________________ =

    стремившихся разбить "Витим" о твердую грудь земли.

    Ни одного пятна пены не белело на обрыве исполинского вала,

    который поднимался со зловещим хрипом и становился все круче. Тусклый

    блеск водяной стены, стремительно надвигавшейся, массивной и

    непроницаемой, напомнил Давыдову кручи базальтовых скал в горах

    Приморья. Тяжелая, как лава, волна вздымалась все выше, заслоняя небо

    и солнце; ее заостряющаяся вершина всплыла над передней мачтой

    "Витима". Зловещий сумрак сгущался у подножия водяной горы, в черной

    глубокой яме, куда соскальзывало судно, как будто покорно склонявшееся

    под смертельный удар.

    Люди на мостике невольно опустили головы перед лицом стихии,

    готовой обрушиться на них. Корабль судорожно дернулся, грубо

    задержанный в своем стремлении вперед, к океану. Шесть тысяч лошадиных

    сил, вращавших винты под кормой, были смяты чудовищно превосходившей

    их мощью.

    Первый толчок придавил людей к поручням, и сейчас же ревущая вода

    обрушилась на мостик откуда-то сверху, оглушая и ослепляя.

    Цепляясь за поручни, полузадохшийся профессор всем телом ощутил,

    как заскрежетал корпус корабля, как накренился "Витим" на левый борт,

    выпрямился, перевалился на правый и снова стал выпрямляться, в то же

    время поднимаясь из поглотившей его пучины. Медленно-медленно корабль

    поднимался вверх и вдруг быстро взлетел из клубящегося серого хаоса к

    яркому, безмятежному небу.

    Оглушительный рев прекратился с потрясающей внезапностью. С

    гребня исполинской волны широко раскинулось море, и корабль плавно

    понесся носом вниз по спине ушедшего к берегу вала. Новые гряды волн

    шли навстречу с моря, но по сравнению с побежденным чудовищем они

    казались уже нестрашными. Капитан шумно отфыркнулся и удовлетворенно

    чихнул. Давыдов, мокрый до нитки, протер глаза, увидел справа быстро

    нырявший в волнах английский пароход и, словно что-то вспомнив,

    устремился к концу мостика. Оттуда хорошо были видны только что

    покинутые пристань и город. С ужасом смотрел ученый, как гигантский

    вал еще больше вырос у самого берега, как стена движущейся воды

    заслонила от моря и зелень садов, и белые домики города, и прямые,

    четкие линии пристаней…

    - Вторая! Вторая! - закричал старший помощник прямо над ухом

    Давыдова.

    Действительно, второй гигантский вал несся на судно. Его

    приближение не было замечено, словно громадная волна тайно подкралась,

    внезапно вспучившись со дна океана.

    С ревом поднимался этот закругленный сверху водяной хребет, как

    будто рыча от накипавшего в нем бешенства. И опять остановленное судно

    судорожно заметалось под тяжестью чудовищной волны, отчаянно борясь за

    свое существование. Вал скользнул за корму, череда его меньших

    спутников предстала перед "Витимом". Две-три минуты отдыха - и третья

    исполинская волна вздыбилась над морем. На этот раз машины, послушные

    телеграфу в руке капитана, своевременно сработали назад, толчок был

    мягче, и корабль легче поднялся на гребень волны.

    Эта борьба с таинственными волнами при странном отсутствии ветра

    и ясном, солнечном дне продолжалась несколько минут. "Витим", начисто

    обмытый, отделавшийся небольшими повреждениями, еще долго покачивался

    на ровной зыби, пока капитан не убедился, что опасность миновала, и не

    повернул корабль обратно в порт.

    Всего час назад Давыдов любовался красивым городком с мостика

    "Витима". Теперь берег был неузнаваем. Исчезли пестрые цветники,

    правильные аллеи. Вместо них груды поваленных балок, куски

    изуродованных крыш и обломки вперемешку с корявыми безлистыми сучьями

    обозначали место, где были прибрежные дома. Густая роща у края бухты,

    там, где купалась веселая молодежь, превратилась в болото с редкими

    расщепленными пнями. Несколько больших каменных домов, стоявших вдоль

    пристани, угрюмо смотрели черными провалами окон. А у подножия их

    громоздились наваленные как попало разбитые деревянные домики и лавки.

    Большой моторный катер, выброшенный на сушу, увенчивал все это

    скопище обломков, словно памятник победы грозного моря.

    Извиваясь по слоям свеженанесенного песка, повсюду текли ручьи

    соленой воды, поблескивая на солнце. Жалкие фигурки людей копошились

    среди развалин, отыскивая погибших или спасая остатки своего

    имущества.

    Потрясенные советские моряки молчаливо столпились на палубе и

    хмуро смотрели на берег, не в силах радоваться собственному спасению.

    Едва только "Витим" снова пришвартовался к уцелевшей бетонной пристани

    и капитан обратился к команде с призывом помочь жителям, как на

    корабле, кроме вахтенных, не осталось ни одного человека.

    Давыдов вернулся на корабль вместе с командой только к ночи,

    угрюмо умылся, перевязал пораненную руку и долго ходил по палубе, дымя

    папиросой.

    Не успел еще пострадавший от страшных волн остров скрыться за

    горизонтом, как к Давыдову явился второй механик, председатель

    судкома, и упросил его "рассказать ребятам, что это такое было".

    Беседу решили провести прямо на палубе. Никогда еще профессор не

    выступал в такой своеобразной обстановке. Слушатели собрались толпой,

    сидя, стоя и лежа у первого трюма, а Давыдов опирался на закрытую

    чехлом лебедку, служившую ему кафедрой. Безмятежно спокойный океан не

    задерживал хода стремившегося к родине корабля.

    Профессор рассказал морякам о Тихом океане - гигантском

    углублении на поверхности Земли, занятом величайшей водной массой

    планеты. Вокруг этого углубления, недалеко от материков, кольцом

    проходят цепи исполинских складок земной коры, медленно выпучивающихся

    со дна глубочайших впадин. Все цепи островов - Алеутских, Японских,

    Зондских - именно и представляют собой образующиеся в настоящий момент

    складки.

    Смятие складок неуклонно продолжается; каждая складка, вершина

    которой есть тот или другой из перечисленных островов, поднимается все

    выше, иногда со скоростью до двух метров в год, и в то же время все

    более наклоняется в сторону океана.

    - Представьте себе,- продолжал профессор,- что воды океана

    отхлынули куда-нибудь на миг… Тогда вы увидите на месте островов

    гряды высоких гор, наклоненных к центру океана и грозно нависающих над

    впадинами, подобно застывшим волнам. Противоположный, обращенный к

    материку скат менее крут, но также образует довольно глубокую впадину,

    заполненную морем. Таково, например, Японское море. Вдоль обращенных к

    материку скатов располагаются цепи вулканов. Давление внутри складок

    настолько велико, что расплавляет породы их внутреннего ядра,

    прорывающиеся сквозь трещины в виде расплавленных лав. Впадины с

    океанской стороны проседают все глубже под давлением подножия складок,

    и вдоль них располагаются центры крупных землетрясений.

    Одно из таких землетрясений и было причиной вчерашнего бедствия.

    Где- то на севере, наверно в Алеутской пучине, у подножия алеутских

    складок, под давлением их просел участок дна океана, вызвав сильное

    землетрясение под водой. Толчок, один или несколько, образовал

    исполинскую волну, покатившуюся по океану на юг за тысячи миль от

    места своего возникновения и через несколько часов достигнувшую

    Гавайских островов. В открытом океане эта волна для нашего "Витима"

    прошла бы незамеченной - ее поперечник настолько велик (около ста

    пятидесяти километров), что подъем судна на всю ее высоту никак бы не

    почувствовался. Другое дело - около суши. Когда эта волна, катящаяся

    по океану, встречает препятствие, она поднимается, растет и

    обрушивается на берег с невероятной силой. Да что говорить - все вы

    видели. Вид и характер волны определяются подводной отмелью берега.

    Подобные волны вовсе не так редки на Тихом океане, потому что

    здесь идут процессы формирования современных складок в земной коре…

    За последние сто двадцать лет Гавайские острова подвергались нашествию

    волн двадцать шесть раз. Волны шли с разных сторон - и от Алеутских

    островов, как наша, и от Японских, и от Камчатки, от Филиппин, от

    Соломоновых, от Южной Америки и один раз даже со стороны Мексики.

    Последняя по времени волна была в ноябре 1938 года. Средняя скорость

    хода волн исчисляется примерно от трехсот до пятисот узлов.

    Заинтересованные моряки задали Давыдову много вопросов, и беседа

    затянулась бы на несколько часов, если бы смена вахт не разогнала

    собрание. Профессор еще долго расхаживал под навесом тента, хмурясь и

    кривя губы в напряженном раздумье.

    Мгновенное разрушение прекрасного острова оставило глубокий след

    в душе ученого. И почти все вопросы, заданные ему моряками, как-то

    совпадали с направлением его собственных мыслей. Нужно знать не

    только, как идет это тихоокеанское складкообразование, но и почему

    развивается этот процесс. Какие причины там, в глубине Земли, вызывают

    эти медленные могучие движения, сжимающие огромные толщи пород в

    складки, выпячивающие их все выше на поверхность Земли? Какими

    ничтожными сведениями располагаем мы о глубинах нашей планеты, о

    состоянии вещества там, о физических или химических процессах,

    совершающихся под давлением в миллионы атмосфер, под

    тысячекилометровыми толщами неизвестного состава!

    Достаточно незначительных молекулярных перегруппировок,

    ничтожного увеличения объема этих невообразимых масс, чтобы на тонкой

    пленке известной нам земной коры произошли громадные сдвиги, чтобы

    кора, разломанная на куски, была поднята на десятки километром в

    высоту. Однако мы знаем, что таких сильных сдвигов и потрясений не

    бывает, значит, вещество внутри планеты находится в спокойном,

    уравновешенном состоянии.

    Только время от времени, с промежутками в миллионы лет, какими-то

    полосами, поясами горные породы размягчаются, сминаются в складки,

    частично расплавляясь и изливаясь в вулканических извержениях. И потом

    все это, смятое и раздавленное, выпирает на поверхность огромным

    валом.

    Действие воды и атмосферы расчленяет вал на системы речных долин

    и горных хребтов, образуя то, что мы называем горными странами.

    Самое удивительное, что вулканические очаги и эти зоны смятия

    пород залегают сравнительно неглубоко - на несколько десятков

    километров от земной поверхности, в то время как центральные части

    планеты скрыты под слоем вещества в три тысячи километров толщины,

    по- видимому находящегося в длительном покое…

    Давыдов подошел к борту, как бы стараясь мысленно пронизать толщу

    воды океана и его дно, чтобы разгадать происходящее на глубине

    шестидесяти километров…

    Твердое, остывшее вещество нашей планеты облечено в форму

    устойчивых химических элементов - тех девяноста двух кирпичей, из

    которых состоит вся Вселенная. Эти элементы здесь, на Земле, почти все

    устойчивы и неизменны, за исключением немногих радиоактивных -

    самораспадающихся - элементов, к которым относится приобретший столь

    широкую известность уран, а также торий, радий, полоний. Сюда же надо

    отнести, по-видимому, полностью распавшиеся 43-й, 61-й, 85-й и 87-й

    элементы менделеевской таблицы (технеций, прометий, астатин и

    франций).

    Другое дело в звездах, где под воздействием гигантских давлений и

    температур идут реакции перехода одного элемента в другой: водорода,

    лития, бериллия в гелий или углерода в кислород и снова в углерод, -

    реакции с выделением колоссальных количеств энергии: тепла, света и

    других не менее мощных излучений.

    Но какую бы гипотезу образования нашей планеты ни принимать,

    ясно, что была эпоха, когда вещество Земли находилось в сильно

    разогретом состоянии, было сгустком раскаленной материи, похожей на

    звездную. А что, если в массе остывшего вещества планеты остались еще

    неизвестные нам неустойчивые элементы, остатки атомных процессов той

    эпохи, подобные искусственно изготовляемым в наших лабораториях

    заурановым элементам нептуниевой группы?

    Очевидно, что элементы эти, как это имеет место с ураном,

    рассеяны в сравнительно поверхностных слоях Земли и потому

    бездействуют до того времени, пока в бесконечных перемещениях и

    перегруппировках вещества не создаются достаточно крупные их скопления

    очень большого атомного веса, как уран или торий.

    Тогда могут, как мы знаем теперь, развиваться мощные цепные

    реакции распада, выделяющие массу энергии.

    Значит, неизвестные нам силы движений земной коры являются

    отголоском бесконечно давно затухших атомных превращений элементов

    группы нептуния. Но если это так, если горообразование на Земле

    обязано глубинным атомным реакциям, то у нас есть надежда в будущем

    овладеть их очагами. Искать их надо возле поднимающихся складчатых гор

    и вулканических областей, вот как здесь, на Тихом океане… Возможно,

    что в моменты наибольшего развития глубинных цепных реакций на

    поверхность прорываются сильные излучения, по которым можно нащупать

    область атомного распада.

    Но в таком случае в прошлые геологические эпохи эти излучения

    могли оказывать большое воздействие на живое население планет в

    местах, где происходило образование складок и гор…

    Давыдов вспомнил про гигантские скопления костей вымерших ящеров,

    изучением которых занимался в Средней Азии, тщетно пытаясь дать

    удовлетворительное объяснение накоплению остатков миллионов ящеров в

    одних и тех же местах. Инстинктом ученого он чувствовал важность своих

    догадок. Весь уйдя в мысли, он не заметил времени и, только случайно

    взглянув на часы, понял, что пропустил обед, и крепко выругался.

    Шатров остановился перед дверью со стеклянной дощечкой:

    "Заведующий отделом проф. И. А. Давыдов", переложил в другую руку

    большую коробку, хитро усмехнулся и постучал. Низкий голос недовольно

    рявкнул: "Да!" Шатров вошел в кабинет по обыкновению быстро, слегка

    согнувшись и блестя исподлобья глазами.

    - Вот это да! - вскочил сидевший за рукописью хозяин.- Никак не

    ждал! Сколько лет, дорогой друже!

    Шатров поставил коробку на стол, друзья крепко обнялись и

    расцеловались.

    Сухой, среднего роста Шатров казался совсем небольшим рядом с

    громоздкой фигурой Давыдова, Друзья во многом были противоположны.

    Огромного роста и атлетического сложения, Давыдов казался более

    медлительным и добродушным в отличие от нервного, быстрого и угрюмого

    приятеля. Лицо Давыдова, с резким, неправильным носом, с покатым лбом

    под шапкой густых волос, ничем не походило на лицо Шатрова. И только

    глаза обоих друзей, светлые, ясные и проницательные, были сходны в

    чем- то не сразу уловимом, скорее всего -в одинаковом выражении

    напряженной мысли и воли, исходившем из них.

    Давыдов усадил Шатрова, оба закурили и стали оживленно

    обмениваться накопившимися за ряд лет впечатлениями, не высказанными в

    письмах. Наконец Давыдов погладил пальцами зa ухом, встал и извлек из

    висевшего в углу пальто порядочный сверток. Он развернул его и положил

    перед Шатровым.

    - Слушайте-ка, Алексей Петров, извольте съесть… Не возражать! -

    вдруг зыкнул он на протестующий жест Шатрова, и оба рассмеялись.

    - Совсем как в сороковом! - развеселился Шатров. - Опять забыли

    съесть! Попадет?

    Давыдов закатился хохотом.

    - Попадет, если домой принесу. Будьте добры; уважьте, "как в

    сороковом".

    - Сейчас мы его! - двинул рукой Шатров.- Ок!

    - Ну конечно, и "ок" этот по-прежнему! Как приятно слышать!…

    Слушайте, Алексей Петрович, пойдем в музей, покажу интересные

    новости… Есть для вас работа. Такие выкопаны звери!…

    - Нет, Илья Андреевич, у меня ведь очень важное дело. Нужно

    крепко потолковать с вами, нужна ваша голова. Она работает хорошо, без

    промаха…

    - Интересно! - Давыдов провел пальцем по последней строчке

    рукописи и сложил исписанные листы.- Кстати, письмо ваше получил

    неделю назад и еще не собрался ответить. Не одобряю…

    - Не одобряете моих жалоб? Минута жизни трудная,- слегка смутился

    Шатров.- Я позаимствовал у вас одну философскую идею, которая часто

    мне помогает. Но для ее применения надо иметь некоторую силу духа. А

    бывает, что ослабеешь…

    - Какую такую идею? - недоуменно спросил Давыдов.

    - Она выражается только одним магическим словом "ништо". Мне так

    часто не хватало вашего "ништо" в военные годы…

    Давыдов захохотал и, отдышавшись, еле выговорил:

    - Именно "ништо"! Будем работать дальше. Оно, конечно, бывает

    трудно. Наука наша очень хлопотна - тут и раскопки, и огромные

    коллекции, и сложная обработка, а работников совсем мало. Приходится

    непродуктивно тратить время, смотреть за пустяковыми вещами… Но у

    вас ведь был важный разговор, а я отклонился в сторону.

    - Разговор будет необыкновенный. У меня в руках - невероятное,

    настолько невероятное, что я никому, кроме вас, не решился бы сказать

    о нем.

    Наступила очередь Давыдова выказать нетерпение. Шатров хитро

    улыбнулся, как при входе в кабинет, и, развернув свой пакет, извлек из

    него большую кубическую коробку из желтого картона, украшенную

    китайскими иероглифами и почтовыми штемпелями.

    - Вы помните Тао Ли, Илья Андреевич?

    - Как же! Это молодой китайский палеонтолог, очень способный.

    Убит в тысяча девятьсот сороковом году фашистскими бандитами при

    возвращении из экспедиции. Погиб за Свободный Китай.

    - Совершенно верно. Я описал некоторые его материалы, состоял с

    ним в переписке. Он собирался приехать к нам… Так мы и не

    встретились! - вздохнул Шатров.- Короче говоря, из своей последней

    экспедиции он прислал мне посылку с необычайно любопытной вещью.

    Посылка эта вот, на столе. При ней короткая записка с обещанием

    подробного письма, написать которое ему не удалось. Его убили в

    Сычуани, на пути в Чунцин.

    - А где он был в экспедиции? - спросил Давыдов.

    - В провинции Сикан.

    - Ну и ну! Однако забрался!… Погодите - это горный узел на

    восточном конце Гималайской дуги, между нею и Сычуаньскими горами…

    Да ведь знаменитый Кам, куда стремился Пржевальский,- это тоже там!

    Шатров одобрительно посмотрел на друга.

    - Ей-ей, в географии с вами не потягаешься! Я только с картой в

    руках разобрался. Кам - это северо-западная часть Сикана, и, между

    прочим, Тао Ли вел исследования именно в Каме, на востоке его, в

    районе Энь-Да.

    - Ясно, ясно. Показывайте, что у вас за штука. Оттуда можно ждать

    чего угодно!

    Шатров извлек из коробки нечто завернутое в несколько слоев

    тонкой бумаги, развернул и подал Давыдову обломок твердой ископаемой

    кости, на первый взгляд бесформенной. Давыдов повернул раза два

    тяжелый светло-серый кусок и сказал:

    - Кусок затылочной части черепа крупного хищного динозавра. Что

    же тут особенно удивительного?

    Шатров молчал. Давыдов еще раз осмотрел кость и внезапно издал

    глухое восклицание. Положив обломок на стол, он поспешно вытащил из

    желтого полированного ящика бинокулярную лупу, выдвинул плечо штатива,

    прикрепил тубус. Широкая спина профессора согнулась над прибором, он

    прильнул глазами к двойному окуляру, сунув под лупу свои большие руки

    с зажатой в них костью динозавра. Некоторое время в кабинете царило

    молчание. Шатров чиркнул спичкой. Давыдов поднял от бинокуляра

    расширившиеся от изумления глаза:

    - Невероятно! Не могу подыскать объяснение! Череп пробит насквозь

    в самой толще кости. Отверстие настолько узко, что не могло быть

    сделано рогом или зубом какого-нибудь животного. Если бы это была

    болезнь - некроз, костоеда,- тогда края имели бы следы болезненных

    изменений. Нет, это отверстие было пробито! Пробито в живой кости!

    Несомненно. Обе стенки черепа. Насквозь, точно пулей. Да, если бы это

    не было бредом, я сказал бы, что пулей… Впрочем, нет, отверстие не

    круглое - это овальная узенькая щель, точно вырезанная и потом уже, в

    процессе окаменения кости, заполнившаяся рыхлой породой. - Давыдов

    отодвинул штатив бинокуляра.- Поскольку я не склонен был до сих пор к

    бредовым видениям и явно трезв, то могу лишь сказать - странный

    случай. Необъяснимый случай!

    Он холодно посмотрел на Шатрова. Тот вытащил из коробки второй

    пакет, снова зашелестел бумагой.

    - Я не могу спорить с вами,- медленно сказал Шатров,- это

    действительно случай, и если хорошенько подумать, то можно найти ему

    даже не одно объяснение. Но второй такой же случай заставит вас

    отказаться от сомнений. Вот он, второй случай! Ок!

    На стол перед Давыдовым легла вторая кость - плоская, с

    изломанными краями.

    Давыдов затянулся, должно быть, очень глубоко папиросой,

    побагровел и закашлялся.

    - Обломок левой лопатки хищного динозавра,- говорил Шатров,

    склоняясь через плечо приятеля,- но не того животного, чей череп. Это

    более старый и крупный индивид…

    Давыдов кивнул головой, не отрывая глаз от маленького овального

    отверстия в костяной пластине - обломке лопатки могучего ящера.

    - То же самое, то же самое! - взволнованно шептал он, водя

    пальцем по краю загадочного отверстия.

    - Теперь записка Тао Ли,- методически продолжал Шатров, скрывая

    радостное торжество.

    Ему, уже пережившему потрясающее значение открытия, было легче

    сохранять хладнокровие.

    Вместо плавной русской речи в кабинете зазвучали отрывистые

    английские слова. Шатров медленно прочитал короткое сообщение

    погибшего ученого:

    - "…В сорока милях к югу от Энь-Да, в системе левых притоков

    Меконга, я наткнулся на обширную котловину, ныне занятую долиной реки

    Чжу- Чже-Чу. Это межгорная впадина, залитая покровом третичной лавы.

    Там, где ущелье реки прорезает насквозь лавовый покров, видно,

    что он всего в тридцать футов мощности. Под ним лежат рыхлые

    песчаники, содержащие множество костей динозавров, среди которых я

    открыл образцы со странными повреждениями. Два из них я посылаю вам,

    пораженный своей находкой настолько, что мне необходима уверенность в

    том, что ошибки нет. Не все повреждения одного типа. Есть образцы, в

    которых часть кости как бы срезана огромным ножом, но также,

    несомненно, по живой кости, до гибели животного, вернее - в момент ее.

    Я везу в Чунцин более тридцати таких образцов, собранных в разных

    местах долины, где обнаружено большое количество динозавров, причем -

    их полных скелетов. Этикетки с точными данными места - при образцах.

    Я настолько спешу отправить вам эту посылку, что не успел

    написать подробное письмо. Его я пошлю, когда вернусь в более

    комфортабельную обстановку в Сычуани…"

    Шатров замолчал.

    - Все? - нетерпеливо спросил Давыдов.

    - Все. Коротко настолько, насколько велико значение его находки.

    - Погодите, Алексей Петрович, дайте прийти в себя… Это сон

    какой- то! Сядем спокойно и обсудим, а то у меня все в голове

    завертелось - одурел.

    - Очень хорошо вас понимаю, Илья Андреевич. Надо признаться, что

    ученому для выводов из этого факта требуется большая смелость. Ломка

    всех установившихся представлений… Я не так смел в своих работах,

    как вы, но тут и вы спасовали…

    - Хорошо, давайте рассуждать смело, благо мы наедине и никто не

    подумает, что два палеонтологических кита, мягко выражаясь, рехнулись.

    Начинаю! Итак, эти хищные динозавры были убиты каким-то могучим

    оружием. Его пробивная способность, видимо, превосходила мощные

    современные ружья. Такое оружие могло создать только мыслящее

    существо, вдобавок стоящее на высокой ступени культуры. Верно?

    - Безусловно. Ergo* - человек! - вставил Шатров.

    - Так. Но эти динозавры жили в меловом периоде - скажем,

    семьдесят миллионов лет назад. Все факты нашей науки неопровержимо,

    несомненно говорят, что человек появился на Земле как одно из

    последних звеньев

    -  ____________________ =

    * Ergo- следовательно (лат.).

    -  ____________________ =

    великой цепи развития животного мира шестьдесят девять миллионов лет

    спустя, да еще много сотен тысяч лет пребывал в животном состоянии,

    пока его последний вид не научился мыслить и трудиться. Раньше человек

    возникнуть не мог, а человек, вооруженный техникой, тем более. Это

    абсолютно исключено. Следовательно, вывод может быть только один: те,

    кто убил динозавров, не родились на Земле. Они пришли из другого

    мира…

    - Да, из другого,- твердо сказал Шатров.- И я…

    - Одну минуту. Пока еще все вразумительно. Но дальше уже

    становится невероятным. Последние достижения астрономии и астрофизики

    изменили старые представления. Много романов было написано на тему о

    пришельцах из других миров. Правда, еще недавние утверждения

    большинства ученых, что наша солнечная система планет есть

    исключительное явление, ныне отвергнуты. Теперь мы имеем основание

    предполагать, что многие звезды имеют планетные системы. И так как

    число звезд во Вселенной бесконечно велико, то и число планетных

    систем чудовищно. Следовательно, считать дальше, что жизнь есть

    исключительная прерогатива Земли, не приходится. Смело можно сказать,

    что во Вселенной есть обитаемые миры. Утверждаю не менее твердо, что

    повсюду жизнь проделывает путь эволюционного развития и,

    следовательно, вполне возможно появление мыслящих существ. Все это

    так. Но в то же самое время мы знаем теперь, что расстояния до

    ближайших звезд с планетными системами чрезвычайно велики. Настолько,

    что требуются десятки лет полета со скоростью светового луча, то есть

    трехсот тысяч километров в секунду. Такая скорость не достижима по

    физическим законам ни для какого аппарата, а путешествие с меньшими

    скоростями превратит полет в тысячелетнее странствование…

    В последнее время открыты темные, невидимые звезды, которые

    распознаются лишь по своему радиоизлучению. Этих радиозвезд в

    окрестностях нашей солнечной системы довольно много, но, во-первых,

    они все же далеки для достижения их ракетными снарядами, во-вторых,

    вряд ли обладают населенными планетами из-за слабости своего

    излучения, неспособного достаточно обогревать планеты.

    А в нашей планетной системе, кроме нашей Земли, только Марс и

    Венера подают надежды. Но надежды слабые. На Венере слишком горячо,

    вращается она медленно, атмосфера ее густа и без свободного кислорода.

    Вряд ли жизнь смогла развиться на Венере, и совершенно исключено

    присутствие там мыслящих существ с высокой культурой. Так же и Марс.

    Его атмосфера слишком тонка и разрежена, тепла там мало, и если жизнь

    существует, то в каких-то бедных, угнетенных формах. Я не сомневаюсь,

    что там нет буйной энергии развития жизни, которая на нашей Земле

    смогла выработать человека. О далеких больших планетах я и не говорю:

    Сатурн, Юпитер, Уран, Нептун - это страшные миры, холодные, темные,

    как нижние круги Дантова ада. Возьмите, например, Сатурн - в центре

    планеты скалистое ядро, на котором лежит слой льда в десять тысяч

    километров толщиной. И все это окутано густой атмосферой в двадцать

    пять тысяч километров толщины, непроницаемой для солнечных лучей и

    богатой ядовитыми газами - аммиаком и метаном. Значит, под такой

    атмосферой - вечный мрак при морозе в сто пятьдесят градусов и

    давлении в миллион атмосфер… Жутко представить себе…

    - Я тоже думаю,- перебил Шатров,- что в нашей планетной системе

    нет собратьев нам по мысли И я…

    - Вот видите. На наших планетах, следовательно, нет, а с далеких

    звездных систем прилететь невозможно. Тогда откуда же могли взяться

    эти пришельцы? Вот в чем невероятность!

    - Вы меня не дослушали, Илья Андреевич. Я хоть не обладаю вашей

    эрудицией в самых различных областях, но сообразил, в общем, то же

    самое. Звезды ведь не неподвижны. Внутри нашей Галактики они

    перемещаются, сама Галактика вращается да еще вся целиком куда-то

    движется, как и все великое множество других галактик. За миллионы лет

    могли происходить существенные сближения и расхождения звезд…

    - Ну, это вряд ли нам поможет. Ведь пространство Галактики

    настолько велико, что сближение именно нашей солнечной системы с

    другими имеет вероятность практически нулевую. Да и как разгадать эти

    звездные пути?

    - И это верно, но верно лишь в том случае, если движения звезд не

    закономерны, не подчинены каким-то определенным путям. А если они

    закономерны? И если эту закономерность можно вычислить?

    - Мм!… - скептически промычал Давыдов.

    - Ладно, я открываю свои карты. Один мой бывший ученик, сбежавший

    с третьего курса на математические науки, в астрономию, занялся

    вопросом движения нашей солнечной системы в пределах Галактики и

    создал интересную, хорошо обоснованную теорию. Буду краток. Наша

    солнечная система описывает внутри Галактики огромную эллиптическую

    орбиту с периодом обращения в двести двадцать миллионов лет. Эта

    орбита несколько наклонена относительно горизонтальной плоскости -

    экватора звездного "колеса" нашей Галактики. Поэтому Солнце с

    планетами в определенный период прорезает завесу черного вещества -

    пылевой и обломочной застывшей материн,- стелющуюся в экваториальной

    плоскости "колеса" Галактики. Тогда оно приближается к сгущенным

    звездным системам некоторых областей. А в этом случае возможно

    сближение нашей солнечной системы с другими неведомыми системами,

    сближение настолько значительное, что перелет становится реальным…

    Давыдов не шевелясь слушал друга, рука его застыла на штанге

    бинокуляра.

    - Такова теория,- продолжал Шатров.- Я только что вернулся с

    места гибели своего бывшего ученика, где разыскал его рукопись. Он

    погиб в сорок третьем году… - Шатров остановился, зажег папиросу. -

    Так, теория показывает нам только возможность, - подчеркнул он

    последнее слово,- но еще не дает права считать невероятное за реальный

    факт. Но когда мы видим сцепление двух совершенно независимых

    наблюдений, это показывает, что мы на верном пути.- Шатров картинно

    выпрямился и задрал вверх подбородок.- В теории моего ученика прямо

    сказано, что приближение солнечной системы к центральным сгущениям

    ветви внутренней спирали Галактики произошло примерно семьдесят

    миллионов лет назад!

    - Ехидная сила! - Давыдов употребил свое излюбленное

    ругательство.

    Шатров торжественно продолжал:

    - Одно невероятное, сцепившись с другим, превращается в реальное.

    Я полагаю, что вправе утверждать: в меловом периоде произошло

    сближение нашей планетной системы с другой, населенной мыслящими

    существами - людьми в смысле интеллекта, и они переправились со своей

    системы на нашу, как с корабля на корабль в океане, А затем в

    громадном протяжении протекшего времени эти корабли разошлись на

    неимоверное расстояние. Они - те, с другой звезды - были на нашей

    Земле недолго и не оставили поэтому заметных следов. Но они были, и

    они могли преодолевать межзвездное пространство за семьдесят миллионов

    лет до того, как мы также подошли к этому… Имеете возражения?

    Давыдов встал, молча поглядел на друга и протянул руку:

    - Вы меня убедили, Алексей Петрович. Но не все еще ясно. Ну,

    например, зачем им было попадать сюда, именно на нашу Землю, эту

    маленькую козявку среди звезд и планет? Есть и еще вопросы, но

    основное, по-моему, достаточно убедительно. Неслыханно, невероятно, но

    реально. Однако как вы думаете: можно ли опубликовать?

    Шатров замотал головой:

    - Ни в коем случае! Поспешность убьет все. Для такого открытия

    она недопустима.

    - Верно, верно, друже. Всегда умнее выждать, чем забегать вперед.

    Но выждать подготовленными ко всему! Необходимо добыть аргументы

    настолько веские, как наш "аргумент" в Ленинграде!

    Шатров вспомнил "аргумент", который хранился в углу кабинета

    Давыдова во время их совместной работы.

    Это была массивная железная стойка от каркаса скелета, которой

    Давыдов грозился вразумлять упрямого и увлекающегося друга при их

    постоянных спорах. Шатров невольно улыбнулся:

    - Как же, помню! Вот именно. Отсюда и начинается вторая часть

    моего дела к вам. Я не геолог, не полевой работник - я кабинетный

    схимник. А это предприятие под силу только вам и никому другому. Ваш

    авторитет…

    - Ха-ха! Словом, надо раскапывать место побоища звездных

    пришельцев с динозаврами… Ну и ну!

    Давыдов задумался, потом медленно заговорил:

    - Интересное место этот Сикан, А для нас, палеонтологов, там ведь

    черт знает что! Вы знаете, конечно, Алексей Петрович, что там

    одновременно существовали в конце третичного периода древние и новые

    формы вымерших млекопитающих. Дикая смесь того, что в других местах

    Земли вымерло уже десятки миллионов лет назад, с тем, что недавно

    появилось. А самое то место! - воодушевился Давыдов.- Высокие снеговые

    горы, холодные плоскогорья, сухие и пустынные, а между ними -

    глубочайшие долины с роскошной тропической растительностью.

    Непроходимые пропасти, разделяющие селения. От одной деревеньки до

    другой, скажем, два километра, но между ними лежит чудовищно глубокая

    долина, и жители этих двух селений никогда не встречаются друг с

    другом, хотя и могут видеть соседей издалека. Странные, неизвестные

    еще науке звери живут в густых лесах, на дне долин, а наверху воют

    холодные бури. Там начинаются величайшие реки Индии, Китая, Сиама -

    Брамапутра, Янцзы, Меконг. Изумительное место! Но представляете себе

    этот стык Тибета, Индии, Сиама и Бирмы? Хо-хо! Разве империалисты

    пустят туда ученых коммунистов? Где уж пытаться науке проникнуть

    туда!* - Давыдов вытащил огромные старые часы. - Еще нет двух. Что

    значит большое переживание: кажется, будто весь день прошел! - Он

    встал и подал Шатрову кольцо с ключами.- Коробку спрячьте в этот шкаф,

    слева… Что бы там ни было, но мы обязаны сделать все, что возможно.

    Пойдем узнаем, не примет ли нас Тушилов… Вы надолго в Москву,

    Алексей Петрович?… До выяснения? Значит, с неделю пробудете - раньше

    вряд ли что-нибудь решится. Остановитесь у меня, конечно? Я сейчас

    позвоню секретарю и потом домой, что задержимся.

    В просторной, скромно меблированной квартире Давыдова было тихо.

    Сквозь огромные окна проникал синеватый полусвет летних сумерек.

    Шатров, сгорбившись, долго молча ходил взад и вперед. Давыдов угрюмо

    откинулся в кресле перед своим большим письменным столом.

    Друзья размышляли, каждый по-своему. Не хотелось зажигать свет,

    как будто медленно наступавшая в комнате темнота умеряла их огорчение.

    - Завтра я уеду,- наконец проговорил Шатров,- больше мне нельзя

    задерживаться, да и не к чему. Отказ бесповоротный. Впрочем, вряд ли

    могло быть иначе. Наши потомки разберут это дело, когда исчезнут

    проклятые эти границы.

    Давыдов, не отвечая, смотрел в окно, где над крышей

    -  ____________________

    * Время действия рассказа 1946 год.

    -  ____________________

    соседнего дома робко загорались мелкие и тусклые звезды городского

    неба.

    - Горько стоять, как нищему, у порога великого открытия и не

    иметь возможности войти! - опять заговорил Шатров.- Не будет мне

    теперь покоя до конца дней, и не утешат никакие другие достижения!

    Давыдов вдруг потряс над головой сжатыми кулаками:

    - Мы не можем поступиться этим! И нам помогут! Черт с ним, с

    Камом! В конце-то концов, какая уверенность, что там, где сохранились

    остатки убитых "ими" динозавров, мы найдем следы "их" самих? Никакой.

    Раз "они" явились к нам зачем-то, то вовсе не обязательно "им" было

    сидеть на одном месте. Почему бы не поискать в меловых отложениях у

    нас? И заранее могу сказать: если подобные остатки есть, то их можно

    найти только в системах высоких и молодых горных хребтов. В Каме

    находка не случайна. Почему? Да потому, что там, где земная кора

    расколота на бесчисленные небольшие участки, из которых одни

    поднимаются, другие опускаются, только там разные маленькие и

    случайные отложения могут сохраниться от неминуемых перемываний и

    размываний. Если какая-нибудь маленькая впадина начала опускаться еще

    в мелу и потом так и осталась впадиной среди гор, там, под слоями все

    нарастающих наносов, может уцелеть то, что в других местах, на

    равнине, будет перемыто, переотложено и разрушено. У нас есть

    подходящие для этого места в горах Казахстана, Киргизии, Узбекистана,

    вообще Средней Азии. Эти горы как раз относятся к великой эпохе

    альпийского горообразования*, начавшегося в конце мелового периода. У

    нас есть где искать, но надо знать, что искать, иначе…

    - Ей-ей, не понимаю вас, Илья Андреевич! - перебил Шатров.- Разве

    не ясно, что… вернее - кого искать?

    - Вот и неверно. Нам надо решить, каков облик этих пришельцев,

    что они такое - может быть, протоплазма какая-нибудь, не могущая

    сохраниться? Это раз. И что они делали здесь - два. Первое поможет

    понять, с какими остатками мы можем столкнуться при раскопках, второе

    - где легче можно натолкнуться на их остатки, ес-

    -  ____________________ =

    * Альпийское горообразование - последний период горообразования в

    истории Земли, когда возникли высочайшие горные страны современности.

    -  ____________________ =

    ли они есть вообще. По каким местам нашей планеты должны они были

    бродить? Ох, если вдуматься, наше предприятие попахивает

    безнадежностью… Но это, конечно, не значит отказаться! Так вот,

    разделимте задачу, как в добрые старые времена, когда писали

    совместные работы. Вы берете биологическую сторону - первый вопрос. Я

    возьму второй и вообще всю геологию, направление и развитие поисков.

    Кое- какие мыслишки у меня есть -ведь я исследовал все наши громадные

    среднеазиатские местонахождения динозавров.

    - Вы задали мне нелегкую задачу! - воскликнул Шатров.- Мало ли

    какие формы жизни могли существовать в иных мирах! Тут, пожалуй,

    никому не под силу решить что-либо определенное, ей-ей.

    - Гниль, гнусь и жалкая интеллигентщина! - внезапно разъярился

    Давыдов.- Конечно, задача трудна, потому что нет фактов, надо идти

    только умозрительно. Вся надежда на мощь ума. Проломить стену. Но если

    ваша голова не сообразит ничего путного, то кто же еще из нашего

    наличного состава одолеет это? А потом, о разных формах жизни - всяких

    там каменных или металлических существах,- это вы оставьте писателям.

    Нам не к лицу. Помните об энергетики жизни - она сложилась не

    случайно, а вполне закономерно. Основные положения, по-моему,

    следующие, и из них нам и надо исходить, чтобы оставаться учеными до

    конца. Строение живых существ не случайно. Во-первых, единство материи

    Вселенной доказано - всюду и везде девяносто два основных элемента,

    как и на нашей Земле. Доказана общность химических и физических

    законов во всех глубинах мирового пространства. А если так, то,-

    Давыдов стукнул кулаком по столу,- живое вещество, состоящее из

    наиболее сложных молекул, в основе своей должно иметь углерод -

    элемент, способный образовывать сложные соединения. Во-вторых, основа

    жизни есть использование энергии излучения Солнца, использование

    наиболее распространенных и эффективных химических кислородных

    реакций. Так?

    - Все верно,- кивнул Шатров,- но пока…

    - Одну минуту. Чем сложнее строение молекул, тем легче они

    распадаются при повышении температуры. В веществе раскаленных звезд

    вообще нет химических соединений. В менее сильно нагретых звездах,

    как, например, в спектрах холодных красных звезд, в солнечных пятнах,

    мы обнаруживаем лишь простейшие химические соединения. Поэтому можно

    утверждать, что появление жизни в любой, самой необычной ее форме

    может быть только при сравнительно низкой температуре. Но не очень

    низкой, иначе движение молекул замедлится чересчур сильно, химические

    реакции перестанут происходить и энергия, нужная для жизни, не будет

    производиться, Следовательно, заранее, без всяких особых допущений

    можно говорить об узких температурных пределах существования живых

    организмов. Не буду утруждать вас длительными рассуждениями, вы и так

    легко поймете, когда я скажу, что эти температурные пределы

    определяются еще точнее: это те пределы, в которых существует жидкая

    вода. Вода - носитель основных растворов, посредством которых

    осуществляется жизнедеятельность организма.

    Жизнь для своего появления и постепенно нарастающего усложнения

    требует длительного исторического, эволюционного развития.

    Следовательно, условия, необходимые для ее существования, должны быть

    устойчивыми, длительными во времени, в узких пределах температуры,

    давления, излучения и всего того, что мы понимаем под физическими

    условиями на поверхности Земли.

    А что касается мысли, она может появиться только у весьма

    сложного организма, с высокой энергетикой, организма, в известной мере

    независимого от окружающей среды. Значит, для появления мыслящих

    существ пределы еще уже - это как бы узкий коридор, проходящий через

    время и пространство.

    Возьмите, например, растения с их синтезом углерода при помощи

    света. Это энергетика более низкого порядка, чем у животных с их

    кислородным горением. Поэтому растения хотя и достигают колоссальных

    размеров, но при условии неподвижности. Движения могучего и быстрого,

    как у животного, у больших растений быть не может. Не та машина, грубо

    говоря.

    Итак, жизнь в той же общей форме и тех же условиях, как на Земле,

    не случайна, а закономерна. Только такая жизнь может проходить

    длительный путь исторического усовершенствования, эволюции.

    Следовательно, вопрос сводится к оценке возможных эволюционных путей

    от простейших существ до мыслящего животного. Все другие решения -

    бред, беспочвенное фантазирование невежд!

    - Строго, Илья Андреевич! Я вовсе не отказываюсь думать над этим

    вопросом. И все, что придет в голову, буду сообщать вам…

    - Илья Андреевич, вас к телефону. Уже который раз звонят, но вы

    отсутствовали несколько дней.

    Давыдов яростно крякнул, оторвавшись от корректуры. Большая кипа

    гранок топорщилась на столе с приколотым сверху листом: "Проф.

    Давыдову, срочно! Просьба не задержать!" Под гранками лежали две

    статьи, присланные на отзыв и уже задержанные профессором. За

    несколько дней, потраченных на попытку добиться разрешения экспедиции

    в Кам, накопилось много срочной работы - той работы, которая облепляет

    каждого крупного ученого и не имеет прямого отношения к его

    исследованиям. На квартире Давыдова лежала толстая диссертация.

    Диссертант ожидал рецензии. Через три часа должно было состояться

    длинное заседание. Явился препаратор с просьбой осмотреть работу и

    дать указания для ее продолжения. И в то же время нужно было написать

    несколько писем для осуществления необычайного шатровского дела.

    Профессор, вернувшись к столу после разговора по телефону,

    схватился за корректуру. Перо черкало сердито и резко, отрывистые

    ругательства сыпались на корректоров. Наконец у Давыдова строчки стали

    сливаться в глазах, он пропустил две поправки и понял, что нужно

    сделать перерыв.

    Давыдов потер глаза, потянулся и вдруг запел громко и неимоверно

    фальшиво на однообразный, унылый мотив:

    - "Ой ты, Волга-матушка, русская река, пожалей, кормилица, силу

    бурлака!"

    В приоткрытую дверь стукнули. Вошел профессор Кольцов,

    заместитель директора института, в котором работал Давыдов. На лице

    Кольцова, обрамленном короткой бородкой, блуждала язвительная усмешка,

    а темные глаза печально смотрели из-под длинных, загнутых, как у

    женщины, ресниц.

    - Жалобно поете, сэр! - усмехнулся Кольцов.

    - Еще бы! Невпроворот работы, мелких делишек, к настоящему делу

    не подойти. Чем старше становишься, тем больше наматывается разной

    чепухи, а силы уже не те, ночами трудно сидеть… Мышиная возня! -

    прогремел Давыдов.

    - Пфф, сколько шуму! - поморщился Кольцов.- Вы тащить можете,

    сэр, у вас фигура могучая - статуя командора… Ха-ха-ха! Вот вам

    письмо от Корпаченко из Алма-Аты, Оно вас, думаю, заинтересует.

    Небо над крышами посветлело, наступивший рано летний день боролся

    с желтым светом настольной лампы у раскрытого настежь окна. Давыдов

    закурил. Папироса уже потеряла всякий вкус, табак тяжело оседал на

    утомленное сердце. Но намеченная программа была выполнена -

    одиннадцать писем к геологам, работавшим в области меловых отложений

    Средней Азии, лежали на загроможденном бумагами и книгами столе.

    Оставалось запечатать конверты, и тогда письма уйдут с утренней

    почтой. Давыдов принялся надписывать адреса и не заметил, как в

    комнату вошла жена, по-детски протирая кулачками заспанные глаза.

    - Как тебе не стыдно! - негодующе воскликнула она.- Рассветает! А

    где же обещание не сидеть ночами? Ведь сам жаловался на усталость, на

    потерю работоспособности… Фу, как нехорошо!

    - Я уже кончил… Вот видишь - пять конвертов надпишу, и все,-

    виновато оправдывался Давыдов.- И больше я не буду сидеть. Это надо

    было во что бы то ни стало сделать… Иди спи, маленькая, я сейчас

    лягу.

    Давыдов надписал последний конверт и погасил лампу. Бледный свет

    и прохладный воздух утра заполнили комнату бесстрастной ясностью.

    Давыдов посмотрел на небо, потер лоб. Внезапно поставленная им

    задача поисков звездных пришельцев в горных котловинах Средней Азии

    предстала во всей своей безнадежной трудности.

    В самом деле, если сравнительно часто находятся остатки

    ископаемых животных, то ведь это потому, что миллиарды их жили на

    поверхности Земли и многие остатки неизбежно попадали в условия,

    способствующие их сохранению и окаменению. Но пришельцев из чужого

    мира не могло быть много. Даже если следы их сохранились где-то, то

    найти эти следы в огромных массах осадочных отложений, в тысячах

    кубических километров горных пород можно только при раскопках

    колоссального объема. Тысячи людей должны просматривать тысячи

    кубометров породы, сотни мощных экскаваторов - снимать верхние пласты.

    Химера! Ни одна страна в мире, как бы богата она ни была, не может

    тратить миллиарды рублей на раскопки такого масштаба. А обычные

    палеонтологические раскопки, даже самые крупные, с вскрытием площадок

    в триста- четыреста квадратных метров,-капля в море, пустяк при

    поставленной задаче. Вероятность, равная нулю!

    Истина, обнаженная и беспощадная, заставила Давыдова опустить

    усталую голову. Его попытки показались ему смехотворными, планы -

    безнадежными.

    Шатров был прав, более прав, оценивая своим ясным умом всю

    негодность средств, имевшихся в их распоряжении.

    "Беда! - огорченно подумал Давыдов. - Не уснешь теперь вовсе:

    одолеют проклятые сомнения. Что бы еще сделать, чем отвлечься? Да, вот

    письмо, переданное Кольцовым, еще не просмотрел".

    Профессор извлек из портфеля письмо известного геолога,

    работавшего в Казахской академии наук. Тот писал в институт о том, что

    в текущем году начинаются грандиозные работы в ряде больших межгорных

    котловин Тянь-Шаня - народная стройка целой сети крупных каналов и

    гидроэлектростанций. Два из этих строительств - кстати, наиболее

    крупные: номер два - в низовьях реки Чу и номер пять - в области

    Каркаринской котловины - вскроют верхнемеловые отложения, в которых

    известны большие скопления костей динозавров. Поэтому необходимо

    организовать постоянное наблюдение палеонтологов во время земляных

    работ. Необходимо связаться с Госпланом и после этого координировать

    действия непосредственно с начальниками строительств…

    По мере чтения письма отступала безнадежность, заполнившая душу

    Давыдова. Он понял, что ему на помощь приходит редкая удача. Интересы

    его науки совпали с производственными интересами страны, и теперь

    огромная мощь труда осуществит такие раскопки, какие даже не снились

    ни одному ученому! Пожалуй, есть надежда проверить невероятную находку

    Тао Ли и, если опять повезет, подарить человечеству ясное

    доказательство того, что оно не одиноко во Вселенной…

    Солнце, свежее и яркое, вставало над городом, облака казались

    полосами лиловой пены на прозрачной золотой воде. Шум просыпающегося

    города несся в комнату.

    Давыдов встал, жадно вдохнул несколько раз свежий воздух,

    задернул портьеру и стал раздеваться.

    Шатров смял и бросил в корзину только что законченный рисунок

    черепа. Потом извлек из груды книг на столе брошюру и задумался, не

    раскрывая книги.

    Тяжелая дорога-путь новых исканий! Редкие взлеты мысли - как

    сказочно легкие прыжки над пропастями грубых ошибок. И все время

    тащишься по крутым склонам медленного восхождения под тяжким бременем

    фактов, задерживающих, влекущих назад, вниз… Ничего! Поставленная

    задача велика и важна. А те, кто был здесь семьдесят миллионов лет

    назад? Бесстрашная воля и ум человека не испугались даже грозных

    межзвездных пространств. Те, неведомые, сумели переброситься с одного

    корабля на другой в то время, когда они на огромных скоростях

    расходились друг с другом. Не испугались того, что каждая секунда

    времени удаляла их на сотни километров от родной планеты. И, выполнив

    какую- то задачу, сумели вернуться или вскоре погибли, ибо те великие

    изменения, которые разумный труд производит в природе, не ускользнули

    бы от нас, изучающих теперь, семьдесят миллионов лет спустя, свою

    планету.

    Если мы до сих пор не нашли этих изменений, то пришельцы были на

    Земле очень короткое время. Неведомые гости неведомого мира!

    Хорошо! Он будет размышлять дальше над своей долей задачи, искать

    возможные облики людей иных миров. И скоро он сообщит Давыдову… Но

    Давыдов… Он пишет ему регулярно о чем угодно, кроме самого

    интересного: как идут поиски. Полтора года прошло уже с момента

    памятного разговора в Москве над пробитыми костями вымерших ящеров.

    Видимо, ничего не удалось большому другу…

    В этот самый момент машина Давыдова быстро шла по пыльной,

    выбитой дороге. Белесая пыль бежала под дергающийся вперед и назад

    свет фар, облаком взвивалась позади, застилая звезды у низкого

    горизонта.

    Вдали перед ветровым стеклом машины вставало в ночи красноватое

    обширное сияние. Оттуда доносился низкий гул, прорывавшийся сквозь шум

    мотора…

    Через полчаса Давыдов в сопровождении прораба и своего

    сотрудника, прикомандированного к стройке, направлялся к северному

    концу участка, слегка оглушенный исполинским размахом работы.

    Тысячесвечные фонари на высоких столбах казались окруженными

    легким туманом, облако более густой пыли окутывало левую сторону

    участка. Там скрежет, грохот и лязг мощных экскаваторов совершенно

    заглушали стук сотен вагонеток, с шумом опрокидывавшихся на откаточной

    горке.

    Толща отложений была глубоко прорезана ложем будущего канала.

    Двадцатиметровые стены высились по сторонам; на их ровных, точно

    оглаженных исполинским ножом крутых скатах выступали мощные галечники,

    целые нагромождения валунов, сменявшиеся желтыми песками и слоистыми

    песчаниками с миллионами блесток слюды и гипса.

    Ночь, расстилавшаяся вокруг, в просторах пустынной степи, здесь

    не существовала, как не существовала и самая степь. Здесь был особый

    мир напряженного гигантского труда, по-своему изменивший лицо древней

    казахстанской пустыни.

    Давыдов проходил мимо загорелых, покрытых потом и пылью людей, не

    обращавших на него никакого внимания. Отбойные молотки сотрясались в

    умелых руках, разрыхляя выступы твердых скал. Грузные, похожие на

    огромные железные скелеты машины тяжело ворочались в пыли. Грузовики

    стадами толклись у погрузочных конвейеров, без конца ссыпавших

    убираемый грунт.

    - Вот это раскопки, Илья Андреевич! - прокричал сотрудник

    Давыдова.

    Профессор весело усмехнулся и хотел что-то сказать, но в этот

    момент застланное пылью небо осветилось широкой дугой вспышки, тяжкий

    гул передался по земле.

    - Взрыв на выброс,- пояснил прораб.- Выкинули разом сотни три

    тысяч кубометров. Там, на восьмом участке, готовят канавку для

    экскаваторов.

    Давыдов оглядел "канавку", вдоль которой шел. Она тянулась

    насколько хватал глаз в рядах фонарей, прямо и неуклонно рассекая

    степь, на севере расширяясь в котлован чуть ли не полкилометра в

    поперечнике. Там было вскрыто кладбище динозавров - колоссальное

    нагромождение огромных окаменелых костей. Кости тянулись грядой

    поперек всего котлована и, по-видимому, еще далеко за его пределами.

    Они беспорядочно громоздились, подобные обрубкам бревен, наваленные

    друг на друга слоем в восемь метров толщины, смешанные с большим

    количеством крупной гальки. Здесь не было цельных скелетов, только

    обломки костей разной величины и разных пород вымерших ящеров,

    перемешанные как попало. Экскаваторы врезались в это скопление

    остатков сотен тысяч чудовищ, разгребая и расчищая площадь котлована.

    Разбросанные и наваленные грудами кости угрюмо чернели на краю выемки

    в тусклом свете начинающегося утра…

    Высоко поднявшееся солнце жгло уже в полную силу. Груды черных

    костей раскалились, как в банной печи.

    - Можно считать осмотр оконченным,- сказал Давыдов, беспрерывно

    вытирая мокрое от пота лицо.- Здесь то же самое, что и на втором

    участке. Вторая гряда костей. Я исследовал двадцать лет назад к северу

    отсюда, в урочище Бозабы, на правом берегу Чу, еще большую гряду

    костей - тридцать километров в длину. Подобные гигантские кладбища

    есть и в долине реки Или, и в Каратау, и около Ташкента. И все они

    такие - из беспорядочно перемешанных миллионов костей, но ни одного

    целого скелета или черепа. Для изучения материал почти непригоден. Это

    остатки размытых когда-то кладбищ динозавров, кладбищ, которые

    превосходят всякое воображение по своим размерам.

    - У вас какие-нибудь новые соображения относительно этих "полей

    смерти", Илья Андреевич? - спросил помощник.- В опубликованных работах

    вы…

    - Высказался неясно? - перебил Давыдов. - Не только неясно, но и

    неверно. Я тогда не представлял себе полностью масштабов явления.

    - А теперь что вы думаете, Илья Андреевич?

    - Не знаю… Просто не знаю и не думаю! - резко сказал Давыдов.-

    Ну хорошо, нужно идти. Если я через три часа уеду, то к вечеру буду на

    Луговой. Поезд в Москву идет в час ночи.

    - А мне продолжать наблюдения?

    - Разумеется. Подыщите помощников для разборки костей. В массе

    обломков кое-что попадается и путное. Наконец, на других участках

    опять могут встретиться новые скопления. Хотя если будут продолжаться

    галечники и конгломераты, то все будет то же самое. Я не надеюсь уже

    на это строительство. Вот номер пять - там другой характер отложений:

    пески и гравий, песчаники почти без гальки. Отложения мелких,

    спокойных потоков и даже частично ветровые. Но Старожилов оттуда за

    полгода работ не сообщил ничего интересного. Сидит безрезультатно.

    Захандрил, бедняга…

    В большой комнате для занятий аспирантов находилось трое молодых

    людей. Один, взгромоздясь на стол, оживленно беседовал с девушкой,

    сидевшей в углу.

    - Настоящий исторический момент,- говорил сидевший на столе,

    яростно теребя свои густые рыжеватые волосы,- определяет очень многое

    в будущей судьбе человечества. Атомная энергия в руках агрессоров

    угрожает гибелью цивилизации, всем достижениям культуры. Наши геология

    и палеонтология вовсе не самое важное, и это-то заставляет меня

    сомневаться, правильно ли я выбрал специальность. Я чувствую себя

    как- то в стороне от настоящей жизни. Хочется быть в рядах тех, кто

    создает атомную энергетику для нашей Родины. Страна социализма должна

    иметь самую могучую и передовую физику. Верно, Женя?

    - Все это верно, - отвечала ему девушка, - но если кто не

    способен к математике? Я вот не люблю ее - как же я могу работать по

    физике?

    - Не так страшно. По-моему, для некоторых разделов физики вовсе

    не требуется много математики… Ты что качаешь головой? - повернулся

    он к другому аспиранту, молчаливо прислушивавшемуся к разговору.

    - А все-таки как интересна палеонтология! - вздохнула девушка.-

    Конечно, физика важнее. Но мне кажется, и тут можно принести много

    пользы… Знание…

    Дверь с шумом распахнулась, и в комнату влетела худенькая,

    стройная девушка со свертком миллиметровки в руках.

    - Ребята, приехал Илья Андреевич! Я видела его в канцелярии.

    Сказал - сейчас к нам зайдет. Надо приготовиться! А вы тут разговорами

    занимаетесь с Мишкой.

    Женя оглянулась на дверь.

    - Мы с Михаилом о серьезных вещах говорили.

    - Знаю, о каких серьезных вещах: бросать палеонтологию, идти

    заниматься атомной энергией. Так тебя сразу и возьмут. Гений пропадает

    непризнанный! Давайте-ка спросим у Ильи Андреевича, как он к этому

    делу отнесется. Он, когда сердитый, говорят, мастер ругаться черными

    словами.

    - Ты с ума сошла. Том! - заволновался Михаил.- Разве можно

    сказать большому ученому: мы, мол, не считаем его науку важной! Мы,

    его аспиранты!

    - А вот возьму и спрошу! - заупрямилась Тамара.- Надо наконец

    поставить точку на всех ваших разговорах. Ты Женю ими замучил, да и

    мне надоел…

    В дверь громко постучали. Михаил мгновенно спрыгнул со стола,

    Женя невольно поправила волосы. Вошел Давыдов, широко улыбаясь, бодрый

    и веселый, поздоровался, в нескольких словах рассказал о своей

    поездке.

    - А теперь вы рассказывайте. Какие достижения и вопросы? Начнем

    хотя бы с вас, Тамара Николаевна.

    Тамара улыбнулась слегка смущенно.

    - А можно вас сначала спросить по общему вопросу, Илья Андреевич?

    - начала она.- Вы не торопитесь?

    Михаил за спиной Давыдова в комическом ужасе закатил глаза.

    - Нисколько не тороплюсь,- ответил Давыдов. - И вы знаете, я

    люблю, когда меня спрашивают.

    - Илья Андреевич, Михаил… мы все обсуждали, правильно ли

    сделали выбор специальности. В такое время наши ископаемые кости…

    Вот Михаил говорит - надо бы заниматься физикой… И мы были на

    докладе Петрова - не совсем понятно, но страшно интересно! - Тамара

    выпалила все это одним духом, запнулась, вздохнула и поспешно

    закончила: - Я хотела спросить ваше мнение по этому вопросу. Что вы

    нам посоветуете?

    Давыдов стал серьезным, нахмурился и против ожидания Тамары

    нисколько не рассердился. Он медленно вытащил портсигар.

    - Окно открыто, значит, можно курить… Вопрос серьезный. Я вас

    понимаю. Во время крупных переворотов в технике те дисциплины, которые

    стоят в стороне, должны казаться неважными. И вы, молодежь,

    естественно, колеблетесь, несмотря на уже приобретенную специальность.

    Я бы тоже колебался… Но вот что я вам скажу…

    Давыдов зажег папиросу, задумчиво посмотрел на поднимавшийся

    вверх дым.

    - Есть люди,- медленно начал профессор,- безразличные в выборе

    научного пути. Случай, выгода - и они будут заниматься чем угодно. И

    даже с большим успехом, с хорошими результатами. Но я не считаю их

    настоящими учеными. Выбор науки, что там ни говори, определяется

    личными склонностями, способностями и вкусами. Только тогда, когда ваш

    ум будет требовать знания, ловить его, как задыхающийся ловит воздух,

    тогда вы будете подлинными творцами науки, не щадящими сил в своем

    движении вперед, сливающими свою личность с наукой. Я сам вначале

    колебался. По образованию я инженер, люблю технику, и все же основные

    мои склонности - исторические. Вот я и занимаюсь древнейшей историей

    Земли и жизни. Худо ли, хорошо ли, но это заполняет всю мою жизнь,

    целиком. Конечно, может быть, жаль, что я не физик, не творю важнейшее

    для настоящего момента, но тут дело в комбинации моих способностей и

    интересов, которые принесут наибольший эффект, если будут

    гармонировать с избранным путем. И не стоит преуменьшать значение

    нашей науки. Ее "завтрашний день" дальше, чем у других отраслей

    знания, она сделается необходимой позже других, но сделается, когда мы

    сможем вплотную взяться за человека. Наш организм - это исторически

    сложившаяся сложнейшая комбинация эволюционных наслоений от рыбы до

    высшего млекопитающего. Понять биологию человека по-настоящему без

    изучения всей эволюционной лестницы нельзя. А от этого целиком зависит

    медицина будущего, сохранение человека как вида и еще многое другое.

    Сейчас эти вопросы еще далеки от нас, но приближаются с каждым днем. И

    мы готовим для них точную основу знания. Бросить наше дело нельзя еще

    и потому, что человеку, строящему будущее, необходим общий подъем

    культуры, знания и широкий кругозор. Наука имеет свои законы развития,

    не всегда совпадающие с практическими требованиями сегодняшнего дня. И

    ученый не может быть врагом современности, но и не может быть только в

    современности. Он должен быть впереди, иначе он будет лишь чиновником.

    Без современности - фантазер, без будущего - тупица. А ведь еще Петр

    Великий это хорошо понимал. Вспомните его указ о непременном сборе

    ископаемых костей - это в те-то тяжелые времена, в бедной и

    бескультурной стране!

    Давыдов потушил папиросу и по рассеянности бросил ее на пол.

    Аспиранты этого не заметили. Женя перегнулась боком через стол, глядя

    на Давыдова. Тамара стояла с победно поднятой головой, а Михаил хмуро

    опустил глаза.

    - Теперь о другой стороне вашего вопроса,- продолжал Давыдов.-

    Тут тоже не следует преувеличивать. Говорить о гибели цивилизации и

    безнадежно опускать руки нельзя - так поступают многие интеллигенты на

    Западе, пытаясь оправдать свое бездействие. И без того сейчас там

    культура сильно отстает от техники. Люди приобретают все большую

    власть над природой, забывая о необходимости воспитания и переделки

    самого человека, часто недалеко ушедшего от своих предков по уровню

    общественного сознания. А вы, советская молодежь, хотите быть бойцами

    за культуру, за будущее счастье человечества. Тогда верьте в

    могущество нашей страны и не колеблясь идите по выбранному пути!

    Возможно, что впереди, вряд ли очень скоро,- новая грозная война,

    решающая схватка старого с новым. Делая наше дело, мы будем бороться

    за нашу культуру. Благородная задача - отстоять ее от варварства,

    вооруженного последним словом техники. Потом, представляете ли вы как

    следует, что такое атомная энергия сейчас? Большая часть элементов из

    числа всех девяноста двух обладает весьма и весьма устойчивыми ядрами.

    Чтобы разбить их, нужно приложить энергию, большую, чем мы получим от

    их распада. И это не случайно. За миллиарды лет формирования нашей

    планеты, как и других планет, в процессах изменения материи произошел

    как бы отбор - все неустойчивое распалось, перешло в устойчивые формы.

    Сейчас мы подошли к использованию цепных реакций в последних элементах

    менделеевской таблицы, самых тяжелых по своему атомному весу. Это тоже

    не случайно - самые тяжелые элементы очень богаты нейтронами и легко

    распадаются, осуществляя цепную нейтронную реакцию* - единственную,

    которую мы можем технически использовать в настоящий момент. И этот

    распад отнюдь не следует представлять как полный распад всего атома.

    Атом тяжелого элемента как бы раскалывается на две части, каждая из

    которых дает устойчивые элементы середины менделеевской таблицы.

    -  ____________________ =

    * Цепная нейтронная реакция - лавинообразное нарастание процесса

    деления атомных ядер.

    -  ____________________ =

    При этом частично освобождается энергия. Тут еще очень далеко до

    полного распада и не менее далеко до цепной реакции с устойчивыми

    элементами.

    Пока наше овладение атомной энергией сводится к использованию

    цепных реакций с неустойчивыми изотопами урана и тория, а также

    реакции перехода изотопа водорода - трития в гелий в очень сложных

    условиях водородной бомбы. Можно, как вы знаете, повысить атомный вес

    урана и получить искусственные элементы, выходящие уже за пределы

    таблицы,- нептуний и плутоний, девяносто третий и девяносто четвертый

    искусственные элементы. Уран можно превращать и дальше, создавая

    элементы девяносто пятый и девяносто шестой америций и кюрий, и так

    далее - до сотого и больше номера.

    Все они неустойчивы, подвергаются распаду. Энергия распада

    плутония и составляет горючее атомных мирных машин и взрывную силу

    атомных бомб, так же как и энергия неустойчивых форм урана - изотопов

    двести тридцать пять и двести тридцать три. Несомненно, в процессах

    превращения материи ранее существовали элементы вроде нептуния, более

    тяжелые, чем уран, но впоследствии они перешли в устойчивые формы

    основных девяноста двух. Поэтому уран мы можем рассматривать как

    остаток этих сверхтяжелых элементов, уцелевший вследствие своего

    рассеянного состояния, вдобавок встречающийся в верхних зонах земной

    коры, где он устойчив в условиях сравнительно небольших температур и

    давлений. Уран и, вероятно, второй близкий к нему тяжелый

    элемент - торий пока останутся основой атомной энергии, ибо между

    использованием способности урана к распаду и использованием энергии

    вещества других элементов лежит техническая пропасть, которую мы вряд

    ли очень скоро перейдем. Но уран и торий - крайне редкие элементы,

    запасы их в мире незначительны. Отсюда следует, что пока накопление

    запасов атомной энергии весьма ограниченно…

    - Вас к телефону, Илья Андреевич,- вызов с междугородной! -

    послышался голос из-за двери.

    - Сейчас, сейчас! - Давыдов с мучительным выражением наморщил

    лоб.- Ну, вот то, что я хотел вам рассказать об атомной энергии…

    Урана немного, его запасы могут быть израсходованы очень быстро.

    Поэтому, глядя в будущее, мы должны изыскать крупные запасы этого

    драгоценного вещества. И мы…- Профессор вдруг умолк, поглаживая

    виски и смотря остановившимся взглядом поверх голов своих

    собеседников.- Крупные запасы урана… огарки формирования планеты,-

    тихо забормотал Давыдов. - Так…

    Профессор словно поперхнулся и быстро вышел из аспирантской

    комнаты.

    - Что это случилось с Ильей Андреевичем? - воскликнула Тамара,

    нарушая общее недоуменное молчание.- Я могу поклясться, что он чуть

    было не сказал черное слово!

    - Что ты выдумываешь, Тамара!- негодующе возразила Женя.- Просто

    его перебили с этим несчастным телефоном. И все нам испортили… Так

    интересно он говорил!

    - Уверяю тебя, что с ним что-то произошло. Тебе из-за шкафа не

    было видно. Он изменился в лице, будто привидение увидел.

    - Верно, верно, Том,- поддержал Михаил,- я тоже заметил. Может

    быть, ему пришла в голову интересная мысль?

    Догадка Михаила была правильной. Давыдов шагал по коридору, и все

    его мысли сосредоточились вокруг внезапно возникшей догадки. Ученый

    перенесся на два гола назад, когда под впечатлением страшной волны,

    разрушившей остров, он всматривался с борта парохода в глубину океана

    и в мозгу его формировалась еще робкая идея о силах, вызывающих

    движения земной коры. С тех пор он непременно подбирал факты и

    размышлял, постепенно переходя от этих явлений современности к гораздо

    более крупным во времени и пространстве горообразовательным процессам

    прошлого. И теперь разве не сама судьба дает ему в руки доказательство

    правильности его предположений?

    Давыдов взял трубку. Ответа не было, но он механически продолжал

    прижимать трубку к уху, думая о своем. Двадцать лет мучила Давыдова

    загадка "полей смерти" динозавров в Средней Азии. Вдоль подножия

    Тянь- Шаня тянутся гигантские скопления костей огромных ящеров.

    Миллионы особей самого различного возраста погребены в этих

    скоплениях. Но раньше они были еще гораздо больше, так как мы имеем

    дело лишь с остаточными местонахождениями, размытыми в третичное время

    при дальнейшем поднятии гор. Что могло вызвать такую массовую гибель

    именно в этом месте? Не вымирание же вдруг от каких-то неизвестных

    причин? Нет, массовая гибель динозавров совпала по времени с началом

    великой альпийской эпохи горообразования, поднявшей хребты Тянь-Шаня,

    Гималаев, Кавказа и Альп. Совпала и в пространстве, территориально.

    Тогда, семьдесят миллионов лет назад, в конце мелового периода, эти

    хребты медленно вспучивались рядами параллельных складок - совсем так,

    как это происходит сейчас на Тихом океане. Разница была только в том,

    что тянь- шаньские складки мелового периода образовывались не в океане,

    а на суше, по окраине моря, и эта область была населена наземными

    животными. Кроме того, в меловую эпоху складкообразование имело

    гораздо больший масштаб, чем теперь. Одни и те же процессы образования

    гор тогда и теперь обязаны силам распада сверхтяжелых элементов в

    глубинах земной коры. Если это предположение верно, то нет ничего

    невероятного, что энергия атомных реакций в некоторых областях в

    какие- то моменты прорывалась наружу, хотя бы в виде мощного излучения.

    Образовывался обширный район, в котором гибло все живое, а также и те

    животные, которые передвигались сюда из других областей. Следует

    проверить кости динозавров на радиоактивность!

    Ничто, разумеется, не могло предупредить безмозглых ящеров о

    неизбежной гибели. Более мелкие остатки не сохранились в процессах

    перемыва, а прочные, огромные кости динозавров и сейчас удивляют нас

    непомерным количеством. Такое совпадение не случайно!…

    "А что, если не случайно и другое совпадение? Почему мы нашли

    следы звездных пришельцев тоже в области горных поднятий того времени?

    Мощное излучение, губительное для динозавров, которое, разумеется,

    можно уловить прибором, началось тысячелетиями раньше. Тогда, если

    "они" бродили там, где позже произошла массовая гибель динозавров,

    значит, "они" искали источники атомной энергии… Но если это так, то

    вот два важнейших следствия: первое - нам нужно искать следы звездных

    пришельцев, этих небесных гостей Земли, вдоль Тянь-Шаня и Гималаев -

    самых молодых горообразовательных зон Земли, именно там, где мы их и

    ищем. Второе - если горообразовательные процессы и вулканизм возникают

    потому, что в земной коре время от времени создаются концентрации

    сверхтяжелых элементов, вступающих в цепную реакцию, то можно ожидать

    нахождения остатков этих концентраций на доступных нам глубинах земной

    коры в соответствующих географических районах… Вот если бы удалось

    найти еще раз следы небесных гостей в областях горообразования, у меня

    была бы уже уверенность в том, что…"

    - Говорите! - неожиданно раздался в трубке голос.- Соединяю с

    Алма- Атой!

    Давыдов вздрогнул, ход мыслей разом остановился. Алма-Ата могла

    сообщить важные новости со строительства каналов.

    Далекий, но отчетливый голос назвал его имя, Давыдов узнал

    ученого секретаря Геологического института.

    - Илья Андреевич, утром звонил Старожилов со строительства номер

    пять. Там обнаружены скелеты динозавров, не то поврежденные, не то

    неповрежденные - я не разобрал из-за плохой слышимости. Старожилов

    просил меня связаться с вами. Он считает ваш приезд необходимым. Что

    ему передать?

    - Передайте, что вылечу завтрашним самолетом!- быстро сказал

    Давыдов.

    - У меня еще к вам два дела,- продолжал секретарь,- но, поскольку

    вы будете у нас, на месте поговорим. Значит, ждем. Привет!

    - Преогромное спасибо! - радостно закричал в трубку Давыдов.-

    Привет всем… До свиданья!

    Давыдов поспешил к Кольцову, попросив завхоза заказать билет в

    аэропорту.

    Дорога вилась берегом узкой речки. Высокие стены ущелья

    перекрещивались вдали своими откосами, круто сбегавшими к руслу справа

    и слева.

    Самый близкий откос сурово чернел в теневой полосе слева; четкие

    стрелы елей выстроились в ряд вдоль иззубренного скалистого ребра.

    Следующие вверх по долине откосы становились все светлее, дальние

    окутывались жемчужной дымкой и казались легкими. Немного в стороне

    возвышался одетый снегом зубец, вдали переходивший в могучий гребень.

    Снег сползал продольными белыми полосами по его серому каменистому

    скату, а вверху, где ослепительно чистая толща снега плавно сглаживала

    выступы скал, большое плотное облако медленно плыло, как белая баржа,

    волоча свое широкое днище по снежному полю седловины хребта.

    Дорога обогнула крутой обрыв и начала подниматься к перевалу.

    Машина выла, разогреваясь; чистый холодный ветер бил навстречу,

    плотными струями врываясь в щели приоткрытых стекол.

    Давыдов не заметил, как поднялись на перевал, и угадал его по

    затихшему мотору. Машина понеслась вниз, туда, где развертывалась

    обширная, ровная, как стол, долина, окруженная тройным кольцом горных

    уступов.

    Внизу, то изрытые причудливыми промоинами, то выступающие узкими

    башнями и округленными куполами, протянулись красные песчаники и

    глины. Второй уступ массивных пород был испещрен щетинистыми лентами

    горных елей, казавшихся почти черными на серо-фиолетовой поверхности

    склонов. И выше всего, победно сияя своей недоступной белизной,

    тянулся пильчатый ряд снеговых вершин, словно стена исполинского

    замка, надежно огородившая долину.

    А там, внизу, отчетливо виднелись борозда, распоровшая ровную

    степь, насыпь огромной плотины, груды земли, глубокие котлованы,

    домики поселка и ряды длинных белых палаток.

    Давыдов уже привык к поражавшему его вначале зрелищу большой

    стройки, но сейчас он с волнением смотрел на ажурные плетения каркасов

    бетонных конструкций. Здесь, по-видимому, и есть головная

    гидростанция.

    В одном из котлованов обнаружены скелеты динозавров, кладбище,

    образовавшееся тогда, когда вокруг не громоздились эти высокие горы.

    Они поднялись позже - силами мощных атомных реакций, происходивших в

    глубинах земной коры. Но излучение могло привлечь звездных пришельцев

    в их поисках запасов атомной энергии…

    Машина остановилась возле длинного беленого дома.

    - Приехали, товарищ Давыдов, - сказал шофер, отворяя дверцу.-

    Задремали маленько? Дорога хорошая, можно поспать…

    Давыдов очнулся, вылез из машины, увидев спешившего к нему

    Старожилова. Скуластое лицо научного сотрудника заросло до глаз

    густейшей щетиной, серый рабочий костюм весь пропитался желтой пылью.

    Голубые глаза его радостно сияли.

    - Начальник (когда-то Старожилов, еще студентом, много ездил с

    Давыдовым и с тех пор упорно называл его начальником, как бы отстаивая

    свое право на походную дружбу), я вас, пожалуй, обрадую! Долго ждал -

    и дождался! Отдохните, покушайте, и поедем. Это крайний южный

    котлован, с километр отсюда…

    - Нет уж, я не устал. Везите! - прервал Давыдов.

    Старожилов еще шире улыбнулся.

    - Великолепно, начальник! - вскричал он, втискиваясь в машину и

    стараясь не замечать недовольно косившегося на него шофера, который

    явно не доверял чистоте одежды Старожилова.

    - Мы натолкнулись на останки динозавров сразу же, как вскрыли

    большой пласт эолового* плотного песка, вклинившийся с юга,- спешил

    рассказать Старожилов. - Сначала мы обнаружили несколько разрозненных

    костей, потом вскрыли огромный скелет моноклона** прекрасной

    сохранности. Череп его оказался пробитым - да, насквозь пробитым! Илья

    Андреевич, что вы думаете… Узенькая овальная дырочка!

    Давыдов побледнел.

    - И что дальше? - выдавил он из себя.

    - Дальше на большой площади ничего не встретилось. А позавчера у

    самой границы котлована опять нашли кости - грудой, но не

    разрозненные. Впечатление такое, что лежат кучей несколько скелетов.

    Странно: хищники и травоядные вместе. По задней лапе я определил

    крупного карнозавра***, и тут же торчат копыта какого-то

    цератопса****. Некоторые кости переломаны, точно ударом страшной силы.

    Я не решился раскапывать эту груду без вас. Сюда, правее, там съезд на

    дно,- обернулся Старожилов к шоферу.- И налево.

    Через несколько минут Давыдов склонился над огромным скелетом,

    белые кости которого выделялись на жел-

    -  ____________________ =

    * Эоловый - обязанный своим происхождением ветру, ветровому переносу.

    ** Моноклон - однорогий представитель рогатых травоядных динозавров.

    *** Карнозавр - хищный динозавр.

    **** Цератопс - собирательное название рогатых травоядных динозавров.

    -  ____________________ =

    том песке. Старожилов тщательно расчистил его сверху и покрыл для

    сохранности лаком, оставив до приезда Давыдова.

    Давыдов прошел мимо (вытянутого хвоста и судорожно скрюченных

    лап, опустился да колени над безобразной громадной головой с длинным,

    похожим на кинжал рогом, венчавшим клювообразную морду.

    Костаяные кольца для защиты глаз, сохранившиеся в пустых орбитах

    черепа, придавали чудовищу выражение навсегда застывшей свирепости.

    Профессор скоро нашел ниже левого глаза овальное отверстие,

    знакомое по костям из Сикана, найденным Тао Ли. Оно пронизывало череп

    насквозь; выходное отверстие располагалось на темени, позади правой

    орбиты, еще погруженной в породу.

    Да, несомненно, "они" были и здесь! Решение искать в пределах

    Союза было правильным. Но какие еще следы пришельцев могут быть

    обнаружены, да и остались ли эти следы?

    Давыдов осмотрел край скопления скелетов, обнаруженный в стене

    котлована. На тех костях, которые были уже вскрыты, не было признаков

    ранений. Переломы, о которых рассказывал Старожилов, оказались

    посмертными. Кости были сломаны уже после захоронения в песках,

    вследствие осадки и уплотнения пород, как это часто бывает.

    Давыдов распорядился снять породу - над скоплением костей и

    постепенно расчищать кости сверху, сразу на всей площади - скопления.

    - Надо бы захватить пошире, чтобы оконтурить все вокруг,- с

    сомнением в голосе произнес профессор,- но у нас не хватит средств,

    чтобы раскопать такую громадную площадку. Здесь нужно тысяч пять

    кубометров съемки.

    - Напрасно беспокоитесь, начальник! - широко осклабился

    Старожилов. - Рабочие здесь так заинтересовались находками рогатых

    "крокодилов", как они их зовут, что сами предложили мне помочь

    "развалять соответствующее" это место. Так и сказал один бригадир на

    моем докладе. Послезавтра воскресенье, и на раскопки выйдут девятьсот

    человек.

    - Девятьсот?! Ехидная сила! - вскричал Давыдов.

    - Нет уж, не ехидная, а просто сила! - гордо ответил Старожилов.

    - Администрация предоставляет нам четырнадцать экскаваторов,

    транспортеры, грузовики - словом, все необходимое. Такую раскопку

    устроим, что в истории не слыхивали!

    Профессор крякнул от восхищения. Сам труд во всем его величии шел

    на помощь науке, бескорыстно и могуче. Давыдов почувствовал небывалую

    уверенность в успехе своих поисков. Десятки тысяч тонн земли,

    прятавшей в себе научную тайну, теперь казались вовсе не такими

    страшными. Забыв о всех сомнениях, трудностях и невзгодах, Давыдов

    показался себе невероятно сильным. С такой поддержкой он заставят

    ответить эти косные массы песков, мертво пролежавшие семьдесят

    миллионов лет… Давыдову даже не пришло в голову, что раскопки могут

    оказаться безрезультатными. Он не мог сейчас представить себе этого.

    Особенно когда в полутораста метрах позади лежал скелет ящера, убитого

    человеческим оружием…

    - Намечайте площадь раскопок, начальник! - раздался голос

    Старожилова.- Имейте в виду, что граница эоловых песков идет вкось,

    простирается с северо-запада на юго-восток. Левее вклинивается полоса

    песков речного происхождения.

    Профессор взобрался на склон котлована и долго смотрел, соображая

    и подсчитывая, на участок нетронутой степной почвы, удалявшийся к

    уступам гор.

    - Что, если мы возьмем квадрат вон от того столба направо и сюда?

    - Тогда левый угол зацепит речные пески,- возразил Старожилов.

    - Прекрасно! Я именно этого и хочу, чтобы мы прошлись берегом

    древнего потока. Около когда-то бывшей воды… Ну, давайте обмерим да

    поставим вешки. Рулетка у вас собой?

    - Зачем рулетка? Шагами обмерим, не скупитесь, начальник!

    Съемку- то сделаем после вскрытия.

    - Постараюсь не скупиться,- улыбнулся профессор энтузиазму

    сотрудника.- Начнем. Идите вон туда, к холмику… Мне хочется сегодня

    успеть телеграфировать профессору Шатрову.

    …На месте, где двенадцать дней назад Давыдов с помощником

    мерили шагами кочковатую полынную степь, раскинулась громадная выемка

    в девять метров глубиной. Ветер крутил в ней столбы пыли, вздымавшейся

    со сглаженной и подсохшей поверхности плотно слежавшихся меловых

    песков. Вдоль восточного края выемки желтая окраска пород изменялась,

    переходя в серый, стальной цвет. Старожилов расхаживал взад и вперед,

    распоряжаясь отрядом своих помощников, перебиравших и перекапывавших

    пески, расчищавших найденные скелеты. Давыдов вызвал из Москвы всех

    препараторов института и своих четырех аспирантов, отозвал со

    строительства номер два научного сотрудника, работавшего там. Тридцать

    рабочих под наблюдением всех десяти сотрудников перебирали толщу

    костеносных песков, продвигаясь все ближе к границе серых пород, где

    встречались только обломки костей и большие окаменелые стволы хвойных

    деревьев.

    Знойное солнце жестоко палило сверху, песок был горяч, но это

    нисколько не смущало увлеченных своей работой людей.

    Давыдов спустился в выемку и остановился около большого

    скопления, обнаруженного еще в котловане. Там оказалось шесть скелетов

    динозавров, перепутавшихся своими костями. В шестидесяти метрах к

    востоку был вскрыт скелет гигантского хищника, одиноко лежавший

    невдалеке от границы речных песков. Вблизи него нашли еще три скелета

    небольших хищных ящеров размерами с собаку. Больше на всем протяжении

    выемки ничего не было найдено, не находилось и костей, пробитых

    таинственным оружием. Давыдов с тревогой осматривал раскопанную часть

    выемки, как будто подсчитывал оставшиеся шансы.

    - Илья Андреевич, подойдите к нам, - донесся голос Жени,- мы

    нашли черепаху!

    Давыдов обернулся и медленно пошел на зов. Женя с Михаилом второй

    день обкапывали и очищали громадную голову хищного динозавра с

    раскрытой пастью, наполненной страшными загнутыми зубами.

    Женя поднялась из ямы навстречу профессору, сморщилась от боли в

    затекших ногах, но сейчас же радостно улыбнулась.

    Белый платок подчеркивал загар ее лица, покрытого крошечными

    росинками пота.

    - Вот тут,- показала Женя препаровальным инструментом в глубь

    ямы,- черепаха. Она лежит почти под черепом. Спускайтесь к нам! - И

    девушка легко спрыгнула вниз.- Я расчистила сверху карапакс*, -

    продолжала Женя.- Он очень странный - с каким-то перламутровым

    отливом, и скульптура необычная.

    Давыдов с трудом согнул свое массивное тело в тесной траншее,

    заглядывая под гигантский череп хищного динозавра. Из сыроватой и

    потому более темной породы выступал маленький купол около двадцати

    сантиметров в поперечнике. Поверхность этого купола была покрыта

    орнаментом из ямок и бороздок, хранивших следы радиального

    расположения. Цвет кости был необычный - темно-фиолетовый, почти

    черный, резко отделявшийся от белых костей черепа динозавра. Необычным

    был и перламутровый блеск этой странной кости - гладкая, точно

    полированная, она смутно светилась в тени на дне ямы.

    У Давыдова все расплылось в глазах. Кряхтя, он приблизил лицо к

    странной находке, с величайшей осторожностью счищая песчинки концами

    пальцев. Профессор заметил шов между отдельными костями, проходивший

    посередине купола, и второй, пересекающий его поперек, ближе к одному

    краю.

    - Позовите Старожилова скорее! - поднял Давыдов побагровевшее от

    прилива крови лицо.- И рабочих сюда!

    Жене передалось волнение ученого. Звонкий голос девушки понесся

    над изрытыми песками. Старожилов прибежал молниеносно, как показалось

    Давыдову, погруженному в рассматривание странной находки.

    Терпеливо, медлительно и нежно профессор и его сотрудник

    принялись снимать породу вокруг темно-фиолетового куполка. С боков

    кость не расширялась в глубину, стенки купола стали отвесными и

    превратились в неправильное, слегка сдавленное полушарие, Давыдов,

    очищавший свою сторону, вдруг почувствовал, что препаровальная игла

    погрузилась в податливую рыхлость песка, точно кость окончилась в этом

    месте. Некоторое время профессор осторожно нащупывал границы и,

    наконец решившись, вращательным движением иглы быстро разрыхлил

    породу. Песок смели мягкой кистью. Нижний край кости здесь оказался

    закругленным и утолщенным, он врезался в стенку полушария двумя

    широкими дужками.

    -  ____________________

    * Карапакс - верхний щит черепашьего панциря.

    -  ____________________

    Крик, который вырвался из широкой груди Давыдова, заставил

    вздрогнуть стеснившихся около него сотрудников.

    - Черен, череп! - завопил профессор, уверенно расчищая породу.

    Действительно, освобожденные от породы большие пустые глазницы

    обозначались совершенно отчетливо. Теперь ясно выступил широкий и

    крутой лоб. Загадочный купол был просто верхней частью черепа,

    подобного человеческому, немного больших, чем у среднего человека,

    размеров.

    - Попался, небесный зверь или человек! - с бесконечным

    удовлетворением сказал профессор, с усилием разгибаясь и потирая

    виски.

    Голова закружилась, и он тяжело привалился к стене ямы.

    Старожилов поспешно схватил профессора за локоть, но тот нетерпеливо

    отстранил его:

    - Действуйте! Приготовьте большую коробку, вату, клей - череп

    нужно поскорее вынуть. По-видимому, он прочен. Отделяйте осторожно -

    дальше вглубь должны быть кости скелета, его скелета. Пусть рабочие

    снимают послойно всю породу вокруг. Скелет динозавра сразу же

    разобрать и удалить. Перекопайте все - каждый сантиметр этого участка.

    Весь песок нужно просеять…

    Шатров спешил по длинному коридору института, не отзываясь на

    приветствия встречавшихся с ним сотрудников. Он оказался перед той

    самой дверью, в которую входил с коробкой Тао Ли два с половиной года

    назад. Но сейчас Шатров не медлил у входа, не улыбался лукаво, перед

    тем как поразить друга неожиданностью приезда. Со строгим,

    сосредоточенным лицом он вбежал прямо в кабинет.

    Давыдов немедленно отложил в сторону бумагу, на которой записывал

    какие- то расчеты.

    - Алексей Петрович! Вы прямо дипкурьер! - загудел он, как в

    бочку.- Для вас такая скорость даже неприлична… Когда вы получили

    мое письмо с описанием всех обстоятельств находки?

    - Вчера утром. Выехал в пять часов. Но, ей-ей, я на вас обижен.

    Будто вы не могли сообщить мне раньше! Зачем было писать уже post

    factum? То вы неистовствовали, требуя от меня предполагаемого облика

    небесного зверя, а когда нашли, молчали до конца раскопок!

    Шатров рассерженно дернул плечом и забегал по кабинету.

    - Не сердитесь, Алексей Петрович. Я тоже хотел сделать вам

    сюрприз. Что из того, если бы вы узнали на две недели раньше? Только

    волновались бы и томились, изнывая от нетерпения в своем Ленинграде.

    - Я приехал бы туда, ей-ей! - сердито крикнул Шатров.

    - Приехали бы? - изумился Давыдов. - На раскопки? Право, вы

    совсем переменились, а я не знал…

    Шатров не выдержал и улыбнулся.

    - Ну, вот так лучше, дорогой друг. Зато вы увидите небесную

    бестию сию же минуту.- Давыдов направился к шкафу, взялся за ручку,

    веселый и торжествующий.- Как это по-вашему - ок! - Давыдов потянул

    дверцу, она раскрылась…

    - Стойте, Илья Андреевич! - вскричал Шатров.- Подождите!

    Закройте!

    Удивленный Давыдов послушно закрыл шкаф.

    - Я не успел вам прислать свои предположения,- пояснил Шатров,-

    теперь я хочу потерпеть еще несколько минут и прочесть их вам, прежде

    чем увижу череп небесного пришельца. Очень интересная проверка: может

    ли наш ум предвидеть далеко, верен ли путь аналогий, исходящих из

    законов нашей планеты, для других миров?

    - Превосходно придумали! Давайте!

    Давыдов, как бы для верности, запер шкаф на ключ и подошел к

    столу. Шатров извлек большие листы бумаги, исписанные его ровным,

    крупным, удивительно четким почерком.

    - Я не буду читать всего, не терпится,- сознался он.- Просмотрим

    лишь Общие выводы. Помните, мы согласились, что схема животной жизни,

    основанная на белковой молекуле и энергии кислорода, должна быть общей

    для всей Вселенной. Мы согласились на том, что вещества, слагающие

    организм, использованы неслучайно, а в силу своей распространенности и

    своих химических свойств. Мы согласились также, что планета, наиболее

    пригодная для жизни в любой планетной системе, должна быть сходна с

    нашей Землей. Во-первых, в смысле тепловой энергии, получаемой от

    своего солнца; если оно больше и ярче нашего, эта планета должна быть

    дальше; если солнце меньше и холоднее, условия нагрева, подобные

    Земле, могут быть на более близкой к нему планете.

    Во- вторых, эта планета должна быть достаточно велика, чтобы

    притяжением своей массы удержать вокруг себя достаточно мощную

    атмосферу, защищающую от холода мирового пространства и космических

    излучений. И не слишком велика, чтобы она могла потерять во время

    далекой стадии своего существования, еще в раскаленном виде,

    значительную часть газов, молекулы которых рассеялись бы в мировом

    пространстве, иначе вокруг планеты получится слишком густая атмосфера,

    непроницаемая для солнца и полная вредных газов.

    В- третьих, скорость вращения вокруг своей оси также должна быть

    близкой к скорости вращения Земли. Если вращение очень медленное,

    получится убийственный для жизни перегрев одной стороны и сильное

    охлаждение другой; если очень быстрое - нарушатся условия равновесия

    планеты такой величины, она потеряет атмосферу, сплющится и в конце

    концов разлетится на куски.

    Ergo - сила тяжести, температура и давление атмосферы на

    поверхность такой планеты должны быть, по существу, приблизительно

    одинаковыми с нашей Землей.

    Таковы основные предпосылки. Следовательно, вопрос в основных

    путях эволюции, создающих мыслящее существо. Каково оно? Что требуется

    для развития большого мозга, для его независимой работы, для мышления?

    Прежде всего должны быть развиты мощные органы чувств, и из них

    наиболее - зрение, зрение двуглазое, стереоскопическое, могущее

    охватывать пространство, точно фиксировать находящиеся в нем предметы,

    составлять точное представление об их форме и расположении. Излишне

    говорить, что голова должна находиться на переднем конце тела, несущем

    органы чувств, которые опять-таки должны быть в наибольшей близости к

    мозгу для экономии в передаче раздражения. Далее, мыслящее существо

    должно хорошо передвигаться, иметь сложные конечности, способные

    выполнять работу, ибо только через работу, через трудовые навыки

    происходит осмысливание окружающего мира и превращение животного в

    человека. При этом размеры мыслящего существа не могут быть

    маленькими, потому что в маленьком организме не имеется условий для

    развития мощного мозга, нет нужных запасов энергии. Вдобавок маленькое

    животное слишком зависит от пустяковых случайностей на поверхности

    планеты: ветер, дождь и тому подобное - для него уже катастрофические

    бедствия. А для того, чтобы осмысливать мир, нужно быть в известной

    степени независимым от сил природы. Поэтому мыслящее животное должно

    иметь подвижность, достаточные размеры и силу, ergo - обладать

    внутренним скелетом, подобным нашим позвоночным животным. Слишком

    большим оно также быть не может: тогда нарушатся оптимальные условия

    стойкости и соразмерности организма, необходимые для несения

    колоссальной дополнительной нагрузки - мозга.

    Я слишком распространился… Короче, мыслящее животное должно

    быть позвоночным, иметь голову и быть величиной примерно с нас. Все

    эти черты человека не случайны. По ведь мозг может развиваться тогда,

    когда голова не является орудием, не отягощена рогами, зубами, мощными

    челюстями, не роет землю, не хватает добычу. Это возможно, если в

    природе имеется достаточно питательная растительная еда; например, для

    нашего человека большую роль сыграло появление плодовых растений. Это

    освободило его организм от бесконечного пожирания растительной массы,

    на что были обречены травоядные, а также от удела хищников - погони и

    убивания живой добычи. Хищное животное хотя и ест питательное мясо, но

    должно обладать орудиями нападения и убийства, мешающими развитию

    слабыми, может развиться огромный купол мозгового черепа, подавляющий

    собой морду. Тут можно еще очень много сказать о том, каковы должны

    быть конечности, но это ясно и так: свобода движений и способность

    держать орудие, пользоваться орудием, изготовлять орудие. Без орудия

    нет и не может быть человека. Отсюда последнее. Назначение конечностей

    должно быть раздельным: одни должны выполнять функцию

    передвижения ноги, другие быть органами хватания - руки. Все это

    связано с тем, что голова должна быть поднята от земли, иначе ослабнет

    способность восприятия окружающего мира.

    Вывод: форма человека, его облик как мыслящего животного не

    случаен, он наиболее соответствует организму, обладающему огромным

    мыслящим мозгом. Между враждебными жизни силами Космоса есть лишь

    узкие коридоры, которые использует жизнь, и эти коридоры строго

    определяют ее облик. Поэтому всякое другое мыслящее существо должно

    обладать многими чертами строения, сходными с человеческими, особенно

    в черепе. Да, череп, безусловно, должен быть человекоподобен. Таковы

    вкратце мои выводы. - Шатров умолк. Сдерживаемое им нетерпение

    прорвалось наружу: - Теперь давайте небесного зверя, скорее.

    - Сию минуту! - Давыдов остановился у шкафа.- Должен сказать,

    Алексей Петрович, что вы глубоко правы. Это изумительно! В такие

    минуты чувствуешь, как могуча наука, чудесное мышление человека…

    - Ладно, сейчас увидим. Давайте его.

    Давыдов извлек из шкафа широкий лоток.

    Перед Шатровым оказался странный темно-фиолетовый череп, покрытый

    орнаментом из ямок и бороздок, углубленных в кость. Мощный костяной

    купол - вместилище мозга - был совершенно подобен человеческому, так

    же как и огромные глазные впадины, направленные прямо вперед и

    разделенные узким костным мостиком переносицы. Вполне человеческими

    были и круглый, крутой затылок и короткая, почти отвесная лицевая

    часть, ушедшая под огромный, надвинутый на нее лоб. Но вместо

    выступающих носовых костей была треугольная ямка. От основания ямки

    верхняя челюсть, клювообразная, слегка загнутая вниз на конце, резко

    выдвигалась вперед. Нижняя челюсть соответствовала верхней и также не

    имела ни малейшего следа зубов. Ее суставные концы упирались почти

    горизонтально в ямки на концах широких отростков, спускавшихся вниз

    впереди круглых больших отверстий по бокам черепа, под висками.

    - Он прочен? - тихо спросил Шатров и после утвердительного кивка

    Давыдова взял череп в руки.- Вместо зубов, видимо, режущий роговой

    край челюсти, как у черепахи? - спросил Шатров и, не дожидаясь ответа,

    продолжал: - Строение челюстей, носа, слухового аппарата довольно

    примитивно… Эти ямки на костях, вся скульптура показывают, что кожа

    очень плотно прилегала к кости, без подкожного мышечного слоя. Такая

    кожа вряд ли могла иметь волосы. А отдельные кости… в них, конечно,

    нужно поразобраться, но смотрите: челюсть из двух костей; это тоже

    более примитивно, чем у человека…

    - Значит, их эволюционный путь до мыслящего существа был короче,-

    вставил Давыдов.

    - Именно так. Там, на их планете, могла быть несколько иная

    природная обстановка, другой ход геологических процессов, другие

    условия естественного отбора… Интересно, вы исследовали состав этой

    кости?

    - Точно - нет. Но все же знаю, что она в основном не из

    фосфорно- кислого кальция, как у нас, а…

    - Из кремния? - быстро перебил Шатров.

    - Вы правы. И это понятно: кремний по химическим свойствам во

    многом аналогичен углероду и вполне может быть использован в

    биологических процессах.

    - Но скелет? Кости? Неужели ничего не нашли?

    - Абсолютно ничего, кроме… - Давыдов вытащил из шкафа второй

    лоток,- вот этого…

    Перед Шатровым оказались два небольших металлических обломка и

    круглый диск около двенадцати сантиметров в диаметре. Маленькие

    обломки имели грани одинаковых размеров; в общем, каждый обломок

    походил на усеченную семигранную призму.

    Металл по тяжести походил на свинец, но отличался большей

    твердостью и желтовато-белым цветом.

    - Отгадайте, что это такое,- предложил Давыдов, подбрасывая на

    ладони тяжелый кусочек.

    - Почем я знаю? Сплав какой-нибудь… - буркнул Шатров.- Впрочем,

    если вы спрашиваете, наверно, что-либо не совсем обыкновенное.

    - Да, это гафний, редкий металл, похожий по физическим свойствам

    на медь, но тяжелее ее и несравненно более тугоплавкий, И у него есть

    еще одно интересное свойство: большая способность испускать электроны

    при высоких температурах. Это кое-что значит, особенно если вы

    посмотрите еще это странное зеркало.

    Шатров взял металлический диск, тоже оказавшийся очень тяжелым.

    Край диска был закруглен и имел одиннадцать глубоких насечек,

    располагавшихся по окружности диска на одинаковых расстояниях. С одной

    стороны поверхность диска была слегка углублена, отполирована и очень

    тверда. Это был прозрачный, как стекло, слой, под которым виднелся

    чистый серебристо-белый металл, с одного края разъеденный бурым

    налетом. Прозрачный слой охватывался кольцом твердого сине-серого

    металла, из которого, собственно, и состоял весь диск. На обратной

    стороне диска, в центре, располагался кружок такого же прозрачного

    вещества, покрытого матовым налетом, с выпуклой, а не с вогнутой, как

    на другой стороне, поверхностью. Диаметр этого кружка не превышал

    шести сантиметров. Вокруг него был тот же синевато-серый металл, по

    которому кольцом шли вырезанные или выбитые звездочки с разным числом

    лучей, от трех до одиннадцати. Эти звездочки располагались без

    видимого порядка, но были разграничены двумя спиральными линиями,

    вписанными одна в другую.

    - Металл, из которого состоит диск,- тантал, твердый, необычайно

    стойкий,- продолжал Давыдов,- Прозрачная пленка сделана из

    неизвестного химического соединения. Простой качественный анализ не

    дал результатов, а более сложное исследование я еще не успел сделать.

    Но металл под пленкой - это индий, замечательный металл.

    - Чем? - не замедлил с вопросом Шатров.

    - Этот металл и в наших приборах - лучший показатель наличия

    нейтронного излучения. А что это индий, я знаю точно, потому что

    решился высверлить вот здесь для анализа…

    - Ведь звездочки - это письмена, или что они такое? -

    взволнованно спросил Шатров.

    - Может быть - письмена, может быть - цифры, а возможно, и схема

    прибора. Но боюсь, что этого мы никогда не узнаем.

    - И это все?

    - Все. Разве вам мало, жадный вы человек? И без того у вас в

    руках такое, что все человечество взволнуется.

    - Но все ли вы там перекопали?- не унимался Шатров.- Почему же с

    черепом нет скелета? Не может быть, чтобы скелета не было…

    - Скелет, конечно, был - ведь у бескостного существа не могло

    быть и черепа. Перекопано все, даже пески просеяны. Но вряд ли там

    сохранилось еще что-нибудь.

    - Почему вы так уверены, Илья Андреевич? Что дает вам право…

    - Простое рассуждение. Мы напали на остаток катастрофы,

    происшедшей семьдесят миллионов лет назад. Если бы не случилось

    катастрофы, мы никогда не нашли бы черепа и вообще каких-либо

    остатков, кроме этих убитых динозавров. Их-то мы, несомненно, еще

    будем встречать. Я уверен, что "они",- Давыдов указал на череп,

    недвижно обращавший к друзьям свои орбиты,- были у нас очень

    недолго… несколько лет, не больше… и снова улетели к себе. Как я

    пришел к этому заключению, об этом после. Посмотрите сюда, - Давыдов

    развернул большой лист миллиметровки,- вот план раскопок. "Он",-

    профессор указал на череп,- находился примерно здесь, около берега

    речного потока, с каким-то своим прибором и с оружием, по-видимому

    использовавшим атомную энергию. "Они" знали ее и пользовались ею - это

    несомненно, это доказывается вообще "их" присутствием здесь. С помощью

    оружия "он" убил моноклона с большого расстояния. По-видимому,

    динозавры "им" здорово досаждали. Потом "он" занялся каким-то делом и

    подвергся нападению гигантского хищного ящера. Замедлил ли "он"

    пустить в ход оружие или оно испортилось, мы не узнаем. Ясно только

    одно: хищное чудовище было убито всего в нескольких шагах от этого

    небесного пришельца и, мертвое, рухнуло прямо на "него". "Его" оружие

    или сломалось, или взорвалось. Поломка прибора освободила скрытый в

    нем заряд энергии, и, видимо, образовалось небольшое поле

    смертоносного излучения. В этом поле погибло несколько случайно

    попавших в него динозавров - вот эта груда скелетов. На другую

    сторону, здесь, с юга, излучение не распространялось или было слабее.

    Отсюда подобрались мелкие хищники, растащившие кости скелета небесного

    пришельца. Череп остался то ли потому, что он был велик для них, то ли

    был придавлен тяжестью головы динозавра. Впрочем, и часть стервятников

    погибла - вот здесь три маленьких скелета. Все это происходило на

    дюнных прибрежных песках, и ветер очень скоро захоронил все следы

    происшедшей трагедии.

    - А приборы, оружие? - скептически опустил углы рта Шатров.

    - Обратите внимание - остались куски и части, сделанные из

    чрезвычайно стойких металлов. Все остальное без следа исчезло,

    окислилось, распалось, растворилось за десятки миллионов лет. Металлы

    ведь не кости, они не способны окаменевать, пропитываться минеральными

    веществами, цементировать вокруг себя породу. Кроме того, прибор мог

    быть разорван и разбросан при взрыве или порче оружия, что еще больше

    способствовало исчезновению металлических частей.

    - Схема ваша верна, надо думать,- согласился Шатров.- Теперь вам

    как можно скорее нужно изучить череп, проанализировать эволюционный

    путь, отраженный в структуре костных элементов, и опубликовать. Ведь

    такая статья как гром грянет?… - Выпуклые светлые глаза Шатрова не

    могли оторваться от темного черепа небесного пришельца.

    Давыдов обнял друга за плечи и слегка потряс:

    - Я не опубликую описания этого черепа.

    Шатров изумленно дернулся, но Давыдов крепко прижал его к себе и,

    прежде чем тот успел что-либо сказать, закончил:

    - Изучите и опишите его вы! Вам по праву принадлежит эта часть…

    Не возражать! Или вы забыли мое упрямство?

    - Но, но… - Шатров не находил слов.

    - Вот вам и "но". Геологический отчет о раскопках и выводы о

    катастрофе, с упоминанием всех моих сотрудников, особенно той, которая

    обнаружила череп,- он готов, вот он. Опубликуйте его под моей фамилией

    вместе с вашим описанием черепа. Так будет справедливо. Верно, Алексей

    Петрович? - Давыдов перешел на мягкий, задушевный тон,- У меня есть

    другое большое дело. Помните, вы удачно сказали, как одно невероятное

    зацепляется за другое и становится реальностью? Реальность перед вами

    - череп небесной бестии. Но эта реальность, в свою очередь, вызывает

    другое невероятное, зацепляется за него, цепь протягивается дальше. И

    я хочу протянуть цепь дальше!

    - Допустим, что так, хотя и не понимаю вас. Но тут попахивает, и

    очень заметно, самопожертвованием. Я не могу принять…

    - Не нужно, Алексей Петрович! Поверьте, старый друг, я совершенно

    искренен. Разве мы не делились за всю нашу совместную работу

    интересными материалами? Позже вы поймете, что и тут произошел такой

    же раздел. Я не хочу забирать себе всего. Мы одинаково смотрим на

    науку, и для нас обоих важнее всего ее движение вперед…

    Растроганный Шатров опустил голову. Он не умел выражать свои

    чувства, особенно глубокие переживания. И сейчас он молча стаял перед

    другом, весело смотревшим на него. Шатров невольно коснулся рукой

    притягивавшего его черепа обитателя "звездного корабля". Корабль ушел

    в неимоверную глубину пространства, стал не достижимым никаким силам и

    машинам. И все же вот его несомненный, неоспоримый

    след - доказательство, что жизнь проходит неизбежную эволюцию,

    неотвратимое усовершенствование, пусть чрезвычайно долгим и тяжким

    путем. В этом движении - закон жизни, необходимое условие ее

    существования. И если оно не прерывается какими - нибудь случайностями

    Космоса, то в неизбежном результате - рождение мысли, становление

    человека и далее - общество, техника, борьба с грозной мощью

    Вселенной. И эта борьба может идти далеко - пришелец из другого мира

    тому залогом. Если бы "они" появились на Земле не тогда, а теперь, как

    много нового узнали бы мы!…

    Шатров обернулся к другу спокойно и открыто:

    - Я принимаю ваше… предложение. Пусть будет так. Мне, конечно,

    придется съездить в Ленинград, устроить дела и спешно вернуться.

    Работать надо здесь. Возить подобную драгоценность недопустимо…

    Только почему, Илья Андреевич, вы зовете его небесной бестией? Как-то

    нехорошо звучит - непочтительно.

    - Я просто не могу подобрать название. Ведь нельзя называть его

    человеком, если соблюдать научную терминологию. Это человек по мысли,

    по технике, общественности, но ведь он выработался на иной

    анатомической основе. Его организм явно не родствен нашему. Это другой

    зверь. Вот я и зову его небесным зверем - "бестия целестис" по-латыни.

    Можно взять греческий корень для родового названия - пусть будет

    "терион целестис". Пожалуй, так звучит лучше. А настоящее название -

    это уж ваша забота.

    - Но все-таки, Илья Андреевич,- помолчав, сказал Шатров,- что же

    останется вам самому?

    - Милый друг, я сказал, что протяну цепь дальше. Давно уже думаю

    я о роли атомных реакций в геологических процессах. А теперь наше

    необычайное открытие вывело меня из орбиты обычного, подняло на

    высокий уровень мысли, придало смелости в заключениях, расширило

    границы представления. И я хочу попытаться доказать возможность

    использования могучих источников атомной энергии в глубинах земной

    коры. Разработать глубинную геологию, чтобы приблизить ее к

    практической осуществимости… А вы, ваше дело - эволюция жизни и

    становление мысли уже не только в пределах нашей Земли, но во всей

    Вселенной. Показать этот процесс, дать людям картину великих

    возможностей, стоящих перед ними. Опрокинуть малодушных скептиков и

    убогих изуверов, каких еще немало в науке, этим светлым торжеством

    мысли!

    Давыдов замолк. Шатров смотрел на друга, как будто впервые увидел

    его.

    - Да что мы стоим? - наконец произнес Давыдов.- Сядем,

    успокоимся. Я устал.

    Оба ученых тихо уселись, закурили и, как по команде, задумчиво

    уставились на череп, в пустые орбиты странного существа. В кабинете

    воцарилось молчание.

    Давыдов смотрел на выпуклый, изрытый мелкими ямками лоб,

    представляя себе, что когда-то, безмерно давно, за этой костной

    стенкой работал большой человеческий мозг.

    Какие представления о мире, чувства и знания наполняли эту

    странную голову? Что хранила память жителя чужого мира, какие образы с

    его родной планеты носил он по нашей Земле?

    Знал ли он тоску по родному миру, жажду великих истин, любовь к

    прекрасному?

    Каковы были человеческие отношения там, у них, какой общественный

    строй?

    Достигли ли они высших его ступеней, когда вся планета стала

    одной трудовой семьей, без угнетения и эксплуатации, без дикой

    бессмысленности войн, расточающих силы человечества и энергетические

    запасы планеты?

    К какому полу принадлежал этот гость с "звездного корабля",

    навсегда оставшийся на чужой для него Земле?

    Череп смотрел на Давыдова пусто и безответно, как символ молчания

    и загадки. "Ничего этого мы не узнаем,- думал профессор,- но мы, люди

    Земли, тоже имеем могучий мозг и можем о многом догадаться. Вы явились

    сюда. Но просторы нашей Земли были заселены лишь страшными чудовищами,

    воплощением бессмысленной силы. В тупой злобе и бесстрашии чудовища

    представляли грозную опасность, а вас было немного. Кучка пришельцев,

    скитавшихся в неведомом мире в поисках источника энергии, в поисках

    собратьев по мысли…"

    Шатров осторожно пошевелился. Его нервная натура протестовала

    против продолжительного бездействия. Он искоса посмотрел на

    задумавшегося Давыдова, тихо взял со стола тяжелый диск и принялся

    рассматривать странный предмет с зоркой наблюдательностью опытного

    исследователя.

    Продвинув диск в яркий круг света специальной микроскопической

    лампы, профессор поворачивал остаток неведомого прибора во все

    стороны, пытаясь уловить еще не замеченные детали конструкции.

    Внезапно Шатров уловил внутри кружка на оборотной стороне диска нечто

    проступавшее под матовой пленкой.

    Ученый затаив дыхание пытался рассмотреть это, подставляя диск

    свету под разными углами. И вдруг сквозь мутную пелену, наложенную

    временем на прозрачное вещество кружка, Шатрову почудились глаза,

    взглянувшие ему прямо в лицо. Сдавленно крикнув, профессор уронил

    тяжелый диск, и он с грохотом упал на стол. Давыдов подскочил, как

    подброшенный пружиной. Но Шатров не обратил внимания на гнев друга. Он

    уже понял, и догадка заставила прерваться его дыхание.

    - Илья Андреевич,- закричал Шатров,- есть у вас что-нибудь для

    полировки - мелкий карборунд или, лучше, крокус? И замша.

    - Конечно, есть и то и другое. Но что это с вами стряслось, черт

    и трижды черт?

    - Дайте мне скорее, Илья Андреевич! Не раскаетесь! Где это у вас?

    Давыдову передалось волнение Шатрова. Он встал, широко шагнул и

    зацепился за ковер. Профессор сердито пнул завернувшийся край и

    скрылся за дверью, Шатров вцепился в диск, осторожно пробуя ногтем

    выпуклую поверхность маленького кружка…

    - Вот вам.- Давыдов поставил на стол банки с порошками, чашки с

    водой и спиртом, положил кусок кожи.

    Шатров торопливо и умело приготовил кашицу из полировального

    порошка, намазал на кожу и принялся тереть поверхность кружка

    размеренным вращательным движением. Давыдов с интересом следил за

    работой друга.

    - Этот прозрачный, неизвестный нам состав необычайно стоек,-

    пояснял Шатров, не прекращая работы.- Но он, без сомнения, должен быть

    прозрачен, как стекло, и, следовательно, иметь полированную

    поверхность. А тут, видите, поверхность стала матовой - она изъедена

    песком за миллионы лет лежания в породе. Даже это стойкое вещество

    поддалось… Но если снова отполировать его, то оно опять станет

    прозрачным.

    - Прозрачным? И что же дальше? - усомнился Давыдов.- Вот с другой

    стороны диска прозрачность сохранилась. Ну, виден слой индия, и все…

    - А здесь есть изображение! - возбужденно воскликнул Шатров.- Я

    видел, видел глаза! И я уверен, что здесь скрыт портрет звездного

    пришельца, может быть, того самого, чей череп перед нами. Зачем он тут

    - может быть, опознавательный знак на аппарате или такой у них обычай,

    - этого мы не узнаем. Впрочем, оно и неважно в сравнении с тем, что

    вообще нам удалось найти изображение… Посмотрите на форму

    поверхности - это же оптическая линза… Э, полируется хорошо! -

    продолжал профессор, пробуя пальцем кружок.

    Давыдов, перегнувшись через плечо Шатрова, нетерпеливо глядел на

    диск - на нем под полосами мокрой красной кашицы проступал все более

    чистый стеклянный отблеск.

    Наконец Шатров удовлетворенно вздохнул, стер полировочную массу,

    смочил кружок спиртом и несколько минут тер его сухой замшей.

    - Готово! Ок! - Он поднес диск к свету, придав ему надлежащее

    положение, чтобы свет отражался прямо на смотревших.

    Оба профессора невольно содрогнулись. Из глубины совершенно

    прозрачного слоя, увеличенное неведомым оптическим ухищрением до своих

    естественных размеров, на них взглянуло странное, но несомненно

    человеческое лицо. Неизвестным способом изображение было сделано

    рельефным, а главное - необыкновенно, невероятно живым.

    Казалось, живое существо смотрит, отделенное только прозрачной

    стенкой оптической линзы. И прежде всего, подавляя все остальные

    впечатления, в упор смотрели громадные выпуклые глаза. Они были как

    озера вечной тайны мироздания, пронизанные умом и напряженной волей,

    двумя мощными лучами, стремящимися вперед, через стеклянную преграду,

    в бесконечные дали пространства.

    В этих глазах был свет безмерного мужества разума, сознающего

    беспощадные законы Вселенной, бьющегося в муках и радости познания.

    И взгляды ученых Земли, скрестившись с этим необычайным взором,

    глядевшим из бездны времен, не опустились в смущении. Шатрова и

    Давыдова пронизало радостное торжество. Мысль, пусть разбросанная на

    недоступно далеких друг от друга мирах, не погибла без следа во

    времени и пространстве. Нет, само существование жизни было залогом

    конечной победы мысли над Вселенной, залогом того, что в разных

    уголках мирового пространства идет великий процесс эволюции,

    становления высшей формы материи и творческая работа познания…

    Преодолев первое впечатление от смотрящих глаз звездного

    пришельца, ученые стали рассматривать его лицо.

    Большеглазая круглая голова с безволосой толстой и гладкой кожей

    не казалась уродливой или отвратительной. Могучий, широкий и выпуклый

    лоб нес в себе столько интеллектуального, человеческого, равно как и

    удивительные глаза, что они подавляли непривычные очертания нижней

    части лица. Отсутствие ушей и носа, клювообразный безгубый рот сами по

    себе были неприятны, но не могли уничтожить ощущения, что неведомое

    существо было близким человеку, понятным и не чуждым.

    Великое братство по духу и мысли с людьми Земли безотчетно

    сказывалось в облике гостя нашей планеты.

    Шатров и Давыдов увидели в этом залог того, что обитатели

    различных "звездных кораблей" поймут друг друга, когда будет побеждено

    разделяющее миры пространство, когда состоится наконец встреча мысли,

    разбросанной на далеких планетных островках во Вселенной. Ученым

    хотелось думать, что это случится скоро, но ум говорил о тысячелетиях

    познания, нужных еще для великого расширения мира.

    И прежде всего нужно объединить народы собственной планеты в одну

    братскую семью, уничтожить неравенство, угнетение и расовые

    предрассудки, а потом уже уверенно идти к объединению разных миров.

    Иначе человечество будет не в силах совершить величайший подвиг

    покорения грозных межзвездных пространств не сможет справиться с

    убийственными силами Космоса грозящими живой материи, осмелившейся

    покинуть свою защищенную атмосферой планету. Во имя этой первой

    ступени нужно работать, отдавая все силы души и тела осуществлению

    этого необходимого условия для великого будущего людей Земли!

    1944 г.

Используются технологии uCoz